В результате повреждений следующие два концерта были отложены, но нет чтобы лечиться и восстанавливаться – на следующий же вечер раненый отправился на концерт New York Dolls в “Madison Square Garden’s Felt Forum”. “The Dolls” быстро набирали силу, претендуя на замещение The Stooges в роли главных икон декаданса. В тот вечер Игги выглядел жалко; он еще столкнулся со стеклянной дверью, упал и повредил голову, а нью-йоркская гламурная тусовка буквальным образом со смехом перешагивала через него. К счастью, на этот концерт Биби Бьюэлл затащила Рандгрена – она-то и увидела поверженного героя, склонилась над ним и вытирала кровь влажным полотенцем из гримерки, невзирая на хихиканье своих спутниц Сиринды Фокс и Синди Лэнг и раздражение Тодда. Раздражался он вполне обоснованно – к тому моменту Бьюэлл уже решила, что Игги «абсолютно fucking великолепен. Сложен, как Адонис. Да еще эти синие глазищи, прямо как блюдца. Ходячая секс-машина, честное слово. Немножко поломанная, не совсем на ходу, но любая девушка задумалась бы: “Хм, интересно, как это работает после душа и хорошего сна?”»

В конце концов Рандгрен уволок шатающуюся на своих платформах Бьюэлл, но в краткой беседе Биби успела назвать свой адрес, уверенная, что Джим в таком состоянии вряд ли что-то запомнит. Как бы не так: назавтра, через две минуты после того, как Тодд вышел из квартиры в Гринвич-Виллидже пополнить запас носков перед поездкой в Сан-Диего, раздался стук в дверь. Биби подбежала к двери, думая, что это ее приятель забыл кошелек, – но там, в тонкой футболке и штанах, уже пританцовывал от нетерпения Джим Остерберг, улыбаясь: «Ты сказала – Горацио 51, правильно?»

Усевшись, он с почти избыточной вежливостью объяснил, насколько у него нет денег и негде жить, и тут же вернулся из магазина Тодд. Подозрительность его только усилилась, но отменять поездку было уже поздно – тем более что (по предположениям Биби) в этой поездке его, известного продюсера и мультиинструменталиста, ожидали собственные романтические приключения. Единственное, что ему оставалось, – это строго-настрого наказать ей: «Ни под каким видом не оставляй его одного. Он проторчит все наши вещи. И ни в коем случае не отпирай третий этаж и не подпускай его туда даже близко».

Биби попрощалась с Тоддом, заверив его, что волноваться не стоит и что к третьему этажу, где он хранил гитары и ценное студийное оборудование, Джим подпущен не будет. И началась романтика: они ходили в кино на «Бумажную луну», гуляли по Гринвич-Виллиджу, сидели в парке, ели бургеры с соусом табаско в “PJ Clarke’s” – обитом красным деревом оживленном заведении в Верхнем Ист-Сайде. Джиму повезло: он был сложен примерно как Тодд, правда, не такой длинный, так что, обрезав их на несколько дюймов, Биби выдала ему джинсы долговязого гитариста, чтобы у ее нового красавчика были свежие штаны.

6 августа The Stooges вернулись в “Max’s Kansas City” доиграть два концерта. За это время Найт Боб поменял порталы, так что голос теперь стало слышно, да и группа как с цепи сорвалась – подача стала настолько жесткой, что в небольшом верхнем помещении звуковое давление было почти невыносимым. Рона, конечно, по-прежнему не радовала смена инструмента, но басистом он оказался превосходным; мелодически изобретательный, безжалостно агрессивный, он безошибочно совпадал с братом в едином «штурм унд дранге», и бас его вел длинные инструментальные пассажи в непрерывную адреналиновую атаку. В те две ночи, невзирая на все свои беды, The Stooges предстали во всем великолепии. «Они были на пике взлета, прямо американские “Роллинги” периода Exile On Main Street», – говорит Боб Чайковски. При этом продолжалось становление нового материала – они все еще планировали новый альбом для «Коламбии»; к последней ночи “Open Up And Bleed” с новым переработанным текстом зазвучала как гимн этой бурной серии концертов. «Это было что-то особенное, – утверждает Стив Харрис: в этих концертах, которым суждено было стать последним появлением команды на Манхэттене, ему понравилось практически все. – Причем, что характерно, совершить прорыв в смысле продажи пластинок так и не удалось».

И тем не менее это был триумф, расхваленный критикой (прессу Джим всегда внимательно изучал), хотя некоторые журналисты, в частности Ленни Кей, восприняли эти концерты как показатель того, что группе «дальше идти некуда… разве что самих себя калечить». Были и не совсем восторженные отзывы; в модном, полном фотографий журнале Rock Scene, основанном Лизой Робинсон, была допущена знаменательная ошибка – по ней можно было судить об отношении издателя к Джеймсу Уильямсону: его фото было подписано «Джонс Уильямсон»[14]. Что же касается Джима, то он в полной мере насладился великолепным нью-йоркским летом с Биби Бьюэлл на Горацио-стрит. Первые пару дней они просто разговаривали, не могли остановиться; Джим в своем милом щенячьем амплуа вел себя с Биби как с какой-нибудь скандинавской принцессой крови – пока не случилось неизбежное и Биби не рухнула в свою первую измену с тех пор, как стала жить с Тоддом: «Когда мы наконец занялись любовью, это было… не хочу соплей, но это было невероятно прекрасно, просто сказка. И мы такие: О Господи! Мы только и делали, что трахались, по семь раз на дню, где угодно, как угодно».

Тодд был влиятельной фигурой нью-йоркской музыкальной индустрии, но Джим и Биби позабыли о его неизбежном гневе. Они, как изумленные подростки, наслаждались моментами редкостной чистоты среди того хаоса, который грозил поглотить Игги. По утрам Биби сидела с ним на огромном круглом водяном матрасе, восхищаясь его балетным телом – «дух захватывало, произведение искусства», – а он импровизировал ей серенады своим лучшим синатровским баритоном. В эти утренние часы Джим Остерберг был лучшим в мире гостем: готовил омлеты, пылесосил, убирал, ухаживал за двумя собачками Биби, – правда, с течением времени Биби обнаружила, что иногда вечерами Джим уходит с кем-то встретиться, и вместо него возвращается Игги. А Игги мог быть «мерзким, злым и вредным». Бьюэлл казалось, что Джим может с легкостью «включить Игги», а вот выключить не всегда: «В том-то и дело: призвать демона легко, избавиться от него сложнее».

Однажды утром Биби рано ушла по своим модельным делам; Джим был настолько беспроблемным гостем, что она решила махнуть рукой на предостережения Тодда и оставила Джима спать дома. Вернувшись к вечеру, она не обнаружила Игги: наверное, ушел на очередную встречу. Биби решила воспользоваться случаем и хорошенько отдохнуть. Поднялась в спальню на втором этаже, растянулась на большом круглом водяном матрасе и в ту же секунду заснула.

Довольно скоро она проснулась от того, что на нее что-то льется: с потолка капала вода. Метнувшись по лестнице на запретный третий этаж, она ворвалась в ванную и увидела Джима в ванне. Он крепко спал, голова нежилась на надувной подушке, ступня перекрывала верхний слив, а на плечах уютно устроились обе собачки: одна на правом, другая на левом, и обе в полном отрубе.

Биби освободила слив и вдруг заметила на туалетном бачке аккуратный ряд синеньких таблеток. Тут она стала тормошить его:

– Джим, что ты сделал?

– Ничего, – отвечал он сонно, – просто немножко валиума, отдохнуть…