Все уже знали, что Игги попрошайка – бытовала даже городская легенда, будто он стоит на Сансет-стрипе под огромным биллбордом «Коламбии» с рекламой Raw Power и, указывая на свое фото, клянчит на кайф, – но умственные способности он не проторчал. За краткий визит к Эппл он успел разглядеть в «Коронете» определенный потенциал; это место называлось также “Piazza Del Sol”, а заведовал им Джерри Флэнаган, эксцентричный тип, изящным почерком писавший постояльцам устрашающие послания за подписью «Корпорация». Эппл как раз собиралась выезжать из своей квартиры под номером 404, но, вернувшись из недолгой поездки в Сан-Франциско и открыв свою входную дверь, выкрашенную в небесно-голубой цвет с веселыми белыми облачками, обнаружила, что Флэнаган уже отдал ключи Рону Эштону. Некоторые скудные пожитки ей удалось забрать, но пришлось оставить «студжам» кастрюли и сковородки, и даже спальный мешок младшего братишки – им завладел Джим, спавший прямо на фанерном полу. Так что у нее был предлог время от времени заходить и поглядывать, что там происходит. Когда Джеймс Уильямсон с Эвитой въехали в отдельную квартиру номер 306, ветхое здание стало основной базой команды.

3 сентября, после двухнедельного отпуска, The Stooges вернулись в “Whisky” сыграть серию концертов, но ходили на них плохо, если верить Дону Уоллеру и приятелю-фанату Фаст Фредди Паттерсону, который издавал журнал Back Door Man. «Когда осенью он вернулся, народу было несравнимо меньше, – говорит Паттерсон. – Иногда придешь, а там кроме нас еще пара человек, и всё». Если раньше был такой биток, что хоть по головам ходи, теперь Игги мог танцевать на танцполе, а вокруг всего несколько зрителей. «Но все равно он делал все свои иггипопские штуки», – говорит Паттерсон; в какой-то момент Игги даже покапал на себя горячим воском от свечи, как в прежние времена. И все же, по словам Уоллера, Паттерсона и прочих, команда зажигала, играли новые вещи, в том числе “Heavy Liquid”, и зачастую провоцировали публику. Как-то раз Игги объявил: «Нас нельзя купить, даже в этом городе. Нас не купят никакие пидарасы в мире. Даже за все деньги Израиля». Есть соблазн предположить, что еврейский контингент в тот вечер был представлен Дэнни Шугерменом и Джеффом Уолдом; во всяком случае, Уолд принял решение сразу по окончании этой серии разорвать контракт; он говорит, что его раздражало вызывающее поведение Игги, и, кроме того, не хотелось быть запятнанным укрепляющейся за ними репутацией неудачников. «О человеке судят по успеху, а где тут успех? Я не хотел, чтобы они становились моей визитной карточкой, чтобы по этим артистам судили о моих организаторских способностях. Можете считать, что это жестокое решение… Я бы скорее сказал – рациональное».

Уолд всегда предпочитал увольнять лично – это был не тот человек, который посылает на подобные жестокие задания подчиненных, – и вспоминает, что Джим отреагировал сдержанно и даже не слишком удивился. Тем не менее было намечено еще много концертов по всей стране, и через несколько дней группа вернулась на родную детройтскую землю, чтобы сыграть два концерта в “Michigan Palace”, первый – 5 октября.

Общая атмосфера зала группе не очень понравилась, но народу в старом театре собралось много, и тут команда была в своей тарелке. Детройтская публика больше, чем какая-либо, понимала и принимала их отчаянную агрессию из серии «прямо в морду» и «пленных не берем», и в тот вечер они были встречены бурным энтузиазмом, а под конец публика заполонила всю сцену. В какой-то момент Игги пригласил всех желающих в отель «Детройт Хилтон», где они остановились, – наверное, на самую безудержно-разнузданную вечеринку за всю историю группы.

Майкл Типтон и Натали Шлоссман, двое ближайших друзей группы, тоже ночевали в «Хилтоне», но, как и большинству гостей в ту ночь, поспать не особо удалось. Майкл Типтон болтал у себя комнате со Скотти Тёрстоном, как вдруг заявился Джеймс Уильямсон с двумя разнополыми друзьями: его комната занята, и нельзя ли воспользоваться ванной? – после чего они втроем там закрылись. Минут через двадцать в поисках Джеймса зашла Натали Шлоссман; она постучалась в ванную, и после паузы Джеймс с друзьями вылезли оттуда, извиняясь за беспорядок. Заглянув туда, Типтон увидел, что стены заляпаны кровью.

Через пару часов Натали позвонил Рон Эштон: надо поговорить. Она как раз собралась в душ, отвлеклась и спустилась не сразу. Когда она постучалась, дверь распахнулась, и Рон сказал: «Заходи, тут клево». Рон и Скотти Тёрстон, оба без штанов, занимались одной дамой, на которой ничего не было, кроме экзотического парика.

Ближе к утру Натали слышала два звонка; набрав оператора, она обнаружила сообщения от Джима: «Спускайся, забери меня и пошли поедим». Она уже собиралась на завтрак с Майклом Типтоном, и по пути вниз они зашли к Джиму. В номере находилось человек двадцать в самых разнообразных позах; одна парочка пристроилась у стеклянной двери в ванную и долбилась об нее с такой силой, что дверь, казалось, вот-вот треснет. Джим в майке, но без штанов, стоял перед девушкой, державшей его за ноги. «Извините, – вежливо сказал он вошедшим, – я передумал, я, наверное, буду дрыхнуть».

Через десять минут Джим ввалился в ресторан и сел завтракать, шепнув уткнувшимся в утренний кофе Типтону и Шлоссман: «Я от них смылся».

На следующий вечер концерт тоже был триумфальный; в Детройте новую утяжеленную программу принимали лучше, чем в сравнительно сдержанном “Ford Auditorium” полгода назад. Один из детройтских фанатов, фотограф Роберт Мэтью, вспоминает: «Нам всем страшно понравилась песня “Cock In My Pocket”, на какое-то время стала прямо местным гимном». Через несколько дней группа подписалась на серию концертов с 8 по 13 октября в маленьком клубе “Richards» в Атланте (Джорджия) – Джеймс Уильямсон считает их лучшими. Несколько фанатов, в том числе Бен Эдмондс из журнала Creem, сговорились устроить сюрприз для поднятия настроения и пригласили Элтона Джона.

Элтон тогда с огромным успехом катал по стране грандиозный тур, значительно обогнав своего друга и соперника Дэвида Боуи. Ради прикола он взял напрокат костюм гориллы и решил устроить «вторжение обезьяны».

Creem приготовил фотографа, дабы запечатлеть событие. Увы, никто не удосужился приготовить Игги. А он тем временем приготовился сам: предыдущую ночь провел у очередной «богатой сучки» (“Rich Bitch”), как ласково называли «студжи» подобных девушек, и рано утром она привезла его в гостиницу в бесчувственном состоянии: он сожрал у нее весь запас кваалюда. Скотт Эштон с приятелем команды Дугом Карри извлекли мертвое тело из ее «корвета», занесли в гостиницу, сгрузили на какой-то средиземноморский кустик и не могли удержаться от смеха, глядя, как их лидер мирно спит на колючей подстилке.

К вечеру Дуг и Скотти транспортировали его, так и не очнувшегося, в клуб («Один Бог знает, что подумал бедный хозяин!» – смеется Карри), и после краткого военного совета Дуг объявил, что у него есть подходящее лекарство. Джеймс Уильямсон раздобыл шприц, и они старательно надвигали вокалиста сульфатом метамфетамина.

Не удивительно, что на сцену, где Элтон Джон собрался устроить свой веселый розыгрыш, Игги вышел, по собственным словам, «в практически неизлечимо упоротом виде, так что перепугался до смерти». Когда Элтон появился из-за кулис в горильем костюме, Игги решил, что у него галлюцинации – или что это настоящая горилла. Фотография у корреспондента получилась очень смешная – Джеймс Уильямсон пронзает дерзкого пришельца красноречивым взглядом: «Еще немного, и прибил бы. К счастью, он вовремя догадался снять горилью голову и показать свою».