Ей помогли встать.

Первым делом она посмотрела… нет, хотела посмотреть. Потому что в последний момент ей не хватило мужества; дежурное освещение делало студию маленькой и неопасной, Павла снова собралась с духом и глянула…

Фон был надорван. Чуть-чуть, у самого пола, и дыра была явно недостаточной, чтобы выпустить из себя саага в полный рост…

Ей снова дали понюхать какой-то гадости, от которой свело скулы, но прояснилось в голове; Раздолбеж допытывался, в чем дело, и Павла была благодарна ему за эти сварливые интонации. Куда больше, чем за перепуганное кудахтанье Лоры, за подчеркнутое внимание видиоинженера…

Она смогла, наконец-то, удержаться на ногах. Каблуки подворачивались; с нее стянули туфли. В одних носках, сопровождаемая озабоченной свитой, Павла добралась до ближайшей комнаты с диваном – гримерки; через минуты три администраторша ввела двоих высоких, в белых халатах, с объемистыми сумками через плечо…

Уже через тридцать секунд гримерка была пуста. Павла лежала на диване, один из пришедших держал ее голову на коленях, и она чувствовала одновременно облегчение и тревогу.

– Внезапный страх?

Второй сидел напротив, на высоком табурете, и щелкал клавишами блокнота на подтянутом колене:

– Павла Нимробец… Вот, ваше имя упоминается в связи с каким-то инцидентом, на улице, и тоже внезапный немотивированный страх… Вам что-то померещилось, на фонарном столбе, да?

– Да… – выдохнула Павла, и рука первого из мужчин тут же успокоительно погладила ее по волосам.

– Что было на этот раз?

Павла зажмурилась; морда с черными клыками, глубоко посаженные, буравящие глаза…

– Он… преследует… он гоняется за мной… уже и ЗДЕСЬ?..

– Кто? – мягко спросил сидящий на табурете.

Павле пережила волну стыда. Выдохнула еле слышно:

– Сааг…

Тот, что держал Павлину голову на коленях, быстро взял ее за запястье. Наткнулся на белый браслет, на секунду замешкался, потом сдвинул украшение выше, ближе к локтю; сосчитал пульс. Переглянулся со своим спутником.

– Все будет хорошо, Павла. Все будет в порядке… Поедем с нами.

* * *

Сааги смотрели на нее из весенней ночи. Черные рыла многочисленных саагов.

Первый раз ее укололи еще в машине, причем по ее просьбе – она чувствовала, как потихоньку сходит с ума, и боялась уйти безвозвратно.

– Да бросьте, Павла, дело житейское, скоро все пройдет, с кем не бывает, не волнуйтесь…

Все эти безликие слова, как ни странно, успокаивали ее. Банальные фразы и ситуацию делали банальной – вроде как человек на улице споткнулся и разбил коленку.

– Не волнуйтесь, что вы, обычное ведь дело…

После укола Павла впала в сонное оцепенение; машина неслась по ночным улицам, и внутри нее было одно только окно, глядящее назад, и мостовая с влажными следами от поливалок ускользала, уходила, текла, как речка…

По прибытии в больницу Павлу укололи еще раз – уже непонятно, зачем. Возможно, чтобы не травмировать ее лишний раз процедурой поступления; так или иначе, но очнулась она уже днем, в постели, с широким пластырем на лбу и двумя маленькими нашлепками на висках. Под пластырем сидели сенсоры, и под нашлепками прятались они же, проклятые, а на внутренней стороне локтя имелся аккуратный след от иглы.

Казалось бы, она должна была проснуться в недоумении. Ей следовало в ужасе соображать, что случилось и куда она попала, искать глазами привычные приметы собственной комнаты, щипать себя за руку, пытаясь прогнать остатки сна; вместо этого она пришла в себя с полным осознанием случившегося. Проклятая Пещера, тот случай с троекратно нападавшим саагом не прошел даром для Павлиной психики. Проклятый Кович…

Звук, возникший чуть не из-под кровати, заставил ее вздрогнуть. Ей почему-то не приходило в голову, что здесь, в палате, может так буднично и жизнерадостно зазвонить телефон.

– Госпожа Нимробец, добрый день… Я ваш лечащий врач, Столь Барис, я рад, что вы чувствуете себя лучше…

Павла механически потрогала пластырь на лбу. Неуверенно отозвалась:

– Спасибо…

– Я сделаю все возможное, чтобы поскорее вернуть вам полное душевное здоровье. Ни о чем не беспокойтесь; через несколько часов мы с вами встретимся и начнем лечение.

– Я…

– Да? Что вы хотели спросить?

– Дело в том, что моя сестра…

– Ей сообщили.

Павла закусила губу, воображая вытянувшееся в соломинку Стефанино лицо.

– А… она?

– Все в порядке. Ей все подробно объяснили, она желает вам скорейшего выздоровления, дело-то, в общем, несложное…

Павла проглотила слюну. Хорошо бы хоть спросить, как ее болезнь, вообще-то, называется.

– А еще… – пробормотала она просительно. – Господин Тритан Тодин, может быть, вы знаете, он работает в вашем ведомстве…

Кажется, ее собеседник запнулся. Буквально на долю секунды; впрочем, Павла могла и ошибиться. Как будто все на свете люди должны произносить имя Тритана с неизбывным трепетом…

– А… Он работал с вами по тестовой программе? Ему сообщили тоже.

– Так может быть, – Павла заговорила быстрее, будто боясь, что собеседник повесит трубку. – Может быть, мне можно с ним сегодня встретиться?..

Пауза, теперь уже явная.

– Видите ли, Павла… В ближайшее время не могу обещать вам никаких встреч. Минимум раздражителей, минимум впечатлений, как можно более полная изоляция – вы уж потерпите, ладно?

А вот это была неожиданность. Павла почему-то была уверена, что…

– Но он же врач, – сказала она беспомощно. – Он же этот… эксперт…

Голос в трубке обрел ту самую врачебную интонацию, против которой совершенно бесполезно возражать:

– Когда он будет ваш лечащий врач – тогда, может быть… А пока ваш врач – я. Да?

Павла снова потрогала пластырь на лбу. Интересно, что за картину выдают сейчас датчики…

– Ладно, – казала она через силу. – Что же делать.

– Все будет хорошо, Павла, – повторил, будто заклинание, невидимый доктор Барис. – До встречи…

– До встречи, – отозвалась она механически и, уже положив трубку, поняла, что встречаться с этим собеседником ей не особенно хочется.

Мелкие неприятности начались десятью минутами позже.

Пижама была ничего себе, вполне, между прочим, изящная; Павла натянула халат – и тут с ужасом обнаружила, что все подобающие санитарные удобства не считают нужным как-нибудь прятаться. Ни стенки, ни ширмочки – все на виду и так же естественно, как, скажем, журнальный столик. Часть обстановки…