Возьмем, к примеру, случай Кена Бромфилда, который в 1969 году был двадцатисемилетним лаборантом в колледже. Кен, проведя отпуск в Греции, прибыл на болгарскую границу, где ему было отказано во въезде, если только он не сбреет бороду. Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться, и его отправили в близлежащий общественный туалет, где на полу Кен обнаружил кипы состриженных волос других бородатых путешественников. (В отличие от них, однако, Кен предусмотрительно сложил свою состриженную бороду в пакет, чтобы иметь возможность ответить на любые вопросы, которые могли возникнуть в будущем из‐за несоответствия бородатой фотографии в паспорте его бритому лицу.) После того как Кен вернулся в Англию, в ответ на упреки в данном инциденте посольство Болгарии в Лондоне сделало следующее заявление:

Посольство ясно дало понять, что все решает контекст. Не волосы на лице как таковые, а фасон бороды и лицо, на котором она росла, представляли собой вопиющий вызов общественному порядку. Приличные граждане, такие как, например, болгарские православные священники, могли быть бородатыми, но в сочетании с неправильной одеждой, возрастом и поведением волосы на лице являли собой контркультурное заявление.

Ил. 4.26. Парад бородатых революционеров в Гаване, Куба. 1959. Крайний слева — Фидель Кастро, а рядом с ним президент Освальдо Дортикос Торрадо с усами (но в остальном чисто выбритый). По другую сторону от президента — Че Гевара

Возможно, не случаен тот факт, что Кен работал в колледже. В 1960‐х и 1970‐х годах волосы на лице были особенно распространены в университетах и колледжах, отчасти благодаря учащейся молодежи, а отчасти потому, что, наследуя созданной ранее богемной парадигме бородатого интеллектуала и художника, академическая среда оказалась «естественной» для бородачей. Как подводил итог обозреватель в 1959 году,

Представление о том, что бороды указывают на напряженную умственную деятельность, отсутствие гигиены, нетерпимость к условностям, — иными словами, что бороды каким-то образом противостоят господствующей и «правильной» культуре, — сохранялось на протяжении всего XX века. Как показали нам Че Гевара и Фидель Кастро, революционеры всегда волосатые (ил. 4.26). В последнее время, однако, это представление поставил под сомнение подъем популярности хипстерской бороды. Хотя только время покажет наверняка, видится наиболее вероятным, что борода и усы в этом современном контексте не столько контр-, сколько субкультурны. Это лишенный политического содержания стиль, вопрос личного выбора, быстро завоевавший популярность, а не оппозиционное заявление. Следуя по пятам за эпилированным метросексуалом, хипстерская борода представляет собой новейший импульс в постоянном неровном ритме, который управляет множеством современных тенденций моды (ил. 4.27)[350].

Ил. 4.27. Бородач-хипстер

Любопытно, что вместе с возрождением бороды также вернулась и давняя озабоченность ее чистотой: специалисты задаются вопросом, возрастает ли у хипстера и его близких риск заразиться инфекционными заболеваниями? Некоторые медицинские работники считают, что да. Из-за своей особой структуры волосы на лице улавливают микробы и продукты разложения, происходящие из слюны, носовой слизи, остатков пищи и привычки поглаживать бороду, — и они также более устойчивы к последующему мытью, чем те, которые обнаруживаются на выбритых зонах. Такие бактерии могут вызывать у обладателя бороды кожные заболевания и повышать риск инфекционных болезней как для него, так и для тех, с кем он тесно общается. Однако другие эксперты, признавая, что бактерии накапливаются на волосках бороды, опровергают гипотезу о том, что личный стиль сопряжен с повышенным риском для здоровья[351]. Действительно, недавнее исследование говорит о том, что некоторые бактерии бороды могут быть даже полезны. Согласно сравнительному исследованию чисто выбритого и бородатого врачебного персонала, проведенному в клиниках в 2014 году, именно у первого вероятность появления бактерий, устойчивых к антибиотикам, была в три раза выше. Хотя более высокие уровни таких патогенов могут объясняться микроссадинами на коже, вызванными бритьем, также возможно, что микробиота бороды включает неизвестных до сих пор микробов с антибактериальными свойствами[352]. Итак, кто знает — вполне возможно, решение проблемы растущей устойчивости возбудителей заболеваний к антибиотикам, грозящей нам в будущем фармакологическим кризисом, заключается в хипстерской бороде.

Когда-то в Средние века по Европе начала циркулировать одна история. Она распространялась далеко и быстро, путешествуя через Португалию и Испанию, Францию, Италию, германские государства, Голландию и Англию. Хотя история разнилась в деталях, основные ее черты оставались неизменными и касались набожной молодой женщины, отец которой заставлял ее вступать в брак с языческим правителем. Вместо того чтобы покориться, женщина искренне молилась о каком-нибудь уродстве, которое, сделав ее непривлекательной, избавило бы ее от тяжелого положения и позволило бы ей сохранить целомудрие. Ответ на ее молитвы пришел в виде усов и бороды. Отец этой женщины, однако, был настолько разгневан, что предал ее пыткам, и, в подражание Христу, которого она любила, в конце концов ее распяли. Наряду с этой историей циркулировало изображение бородатой женщины, висящей на кресте, которое воспроизводилось в скульптуре, миниатюрах, фресках, картинах и ксилографиях, и вместе они дали начало ревностному поклонению (ил. 4.28). Культ святой Вильгефортис (или Либераты, Анкамбер, Онткоммер или Кюммернис — вот лишь несколько из имен, под которыми она была известна в разных частях Европы) был популярен как среди женщин, так и среди мужчин, а также как среди богатых, так и среди бедных, соперничая даже с поклонением Деве Марии. День памяти этой святой, пока католическая церковь не удалила его из литургического календаря в 1969 году, приходился на 20 июля[353]. Можно сказать, что легенда о святой Вильгефортис была устранена почти так же, как и волосы на лице женщины.