Сабурин, немало поколесивший по стране, был наслышан о существовании в российской глубинке деревень-призраков, кое-что даже видел собственными глазами. Полуобвалившиеся палисадники, подслеповатые, по самые крыши вросшие в землю избушки, кущи одичавшей малины, лебеда в человеческий рост и ощущение такого тотального запустения и безысходности, что впору завыть.

Зябровка была одной из таких вот призрачных деревень. Впрочем, назвать шесть притулившихся у обочины дороги домиков деревней язык не поворачивался. Однако вот он указатель, где синим по белому написано: «н. п. Зябровка». Сабурин остановил «бээмвуху» у первой же избушки, нажал на клаксон и вопросительно посмотрел на Белоснежку:

– Как думаешь, здесь есть кто-нибудь живой?

Ответить она не успела, из-под кособокой калитки с заливистым лаем выскочила маленькая вертлявая собачонка и отважно бросилась под колеса машины.

– Значит, есть, – констатировал Сабурин, с неохотой выбираясь из уютного салона в промозглую деревенскую сырость. – Ну что же, пойдем, пообщаемся с аборигенами.

Аборигены не заставили себя ждать: калитка с тоненьким скрипом приоткрылась, и вслед за собачонкой на улицу выглянула сухонькая старушка в резиновых сапогах и телогрейке. В искореженных артритом руках она сжимала длинную, похожую на посох палку.

– Чего шумите? – спросила старуха строго.

– Прости, мать, – сказал Сабурин покаянно. – Нам просто домик один нужно отыскать. Не подскажешь?

– А что за домик? – В подслеповатых глазах зажегся вялый интерес. – Тут нас осталось-то совсем мало. Я, соседка моя Кузьминична, – бабулька махнула клюкой в сторону соседней хаты, – да дед Скачок. Ты к кому пожаловал?

– Бабушка, – на помощь Сабурину пришла Белоснежка, – нам нужен дом Корнеевых.

– Ну, ты вспомнила, красавица! – Старушка поправила сползший на лоб шерстяной платок. – Так нету их уже давным-давно. Митька Корнеев, сын ихний, последний раз, дай бог памяти, лет пять назад наведывался. Он нынче в Москве, ему не до нас, зябровских.

– Он умер, – девчонка сделала шаг навстречу бабульке, – уже четыре года как. А я его внучка.

– Умер, значит. Ну что ж, все там будем. А ты, выходит, внучка?

– Внучка. Вот приехала на дом предков посмотреть.

– А этот кто? – Старушка кивнула на Сабурина.

– А я, бабушка, внучкин муж, – соврал тот.

– Наследнички, – старушка пожевала губами. – Да что ж вы за наследнички такие, коли не знаете, где дом-то свой искать?

– Так я же совсем маленькая была, когда сюда приезжала, – начала оправдываться Белоснежка. – Забыла.

– А что тут забывать? – смягчилась бабулька. – Сейчас за хатой деда Скачка дорога налево свернет, вы по ней езжайте. Через полверсты озеро будет и дом корнеевский. Он приметный, не пропустите. А вы там жить собираетесь или как? – В скрипучем голосе послышалась заинтересованность.

– Пока только переночевать, – ответил Сабурин. – Скажи, мать, там переночевать-то можно? Дом не шибко запущенный?

– А что с ним станется, с домом этим? Кому он здесь нужен? Тут в округе хат пустых живи – не хочу. Да и красть-то там особо нечего. Воры нынче больше на городских дачах в Липовке промышляют. А вот насчет переночевать, даже не знаю. Лектричества-то нету. Год назад столбы ураганом повалило, до сих пор не починили.

– А как же без электричества? – спросила Белоснежка растерянно.

– Как все – с керосинкой.

– А керосинку где взять?

– Можно у меня купить, – старушка хитро сощурилась. – Задешево отдам, еще и керосину отолью. Ну как, берете? – поинтересовалась она с надеждой.

– Керосинку? – Сабурин задумался: – Мать, а если мы в доме все осмотрим, а потом у тебя попросимся переночевать – пустишь? Ты не переживай, мы заплатим. Хочешь, прямо сейчас, авансом?

– Так ночуйте! Кто ж вас гонит-то? – оживилась бабулька. – Хозяин мой, царствие ему небесное, хату на большую семью строил, а вот как оно получилось – остались мы вдвоем с Мухой, – она кивнула на собачонку. – Я к вашему возвращению печь протоплю, ужин приготовлю. У меня все свое, домашнее: сальце, молочко, яйца, огурчики малосольные. Приезжайте, я вас забесплатно угощу, мне ж не жалко, – добавила она и вздохнула.

Вздох этот говорил о многом и в первую очередь – о глубоком, уже в кровь въевшемся одиночестве, о глухой стариковской безысходности. Интересно, есть ли у этой верткой бабушки дети, внуки?

– Не, мать, мы заплатим, – Сабурин тряхнул головой.

– Ну, дело хозяйское. Заплатите так заплатите. Меня Тихоновной зовут, а вас как?

– Я Виталий, а она, – Сабурин обнял за плечи притихшую девчонку, – Света. Мы сейчас, по свету, в старый дом наведаемся, посмотрим там, что к чему, а вечерком к тебе на огонек заявимся. Тут поблизости магазин есть? Может, купить надо чего к ужину?

– Поблизости нет, – старушка обреченно махнула рукой. – Только в Липовке, так он через час закроется.

– А Липовка далеко?

– Далеко, километров пять отсюдова. К нам раз в неделю автолавка приезжает, а так, если что очень нужно, дед Скачок на велосипеде в Липовку ездит. Только много ль он привезет на своей развалюхе? Вы, ребятки, знаете что, вы мне хлеба буханок восемь привезите и сахару два килограмма.

– Восемь? – переспросил Сабурин удивленно.

– Я денежки-то дам, ты не переживай, соколик, – зачастила бабулька.

– Не надо денег, – отмахнулся он. – А зачем восемь-то буханок?

– Так про запас. Комбикорм у меня закончился, поросенка нечем кормить, вот и приходится картошкой да хлебом.

– Так дорого же хлебом.

– Дорого, а что делать, сынок? Я уже сколько раз Зинке, продавщице из автолавки, заказ на комбикорм делала, а она все не привозит, зараза. А поросеночек – он же кормилец, – Тихоновна улыбнулась светло и грустно. – Так привезете хлеба-то?

– Привезем, мать, – пообещал Сабурин. – И хлеба, и сахара, и всего, чего еще нужно.

– А больше ничего и не нужно, сынок.

Конечно, не нужно. Сердце кольнуло болью. Это ж надо, в двадцать первом веке люди живут, как в Средневековье: без электричества, без связи, перебиваясь с хлеба на сахар. И ведь недалеко совсем от Первопрестольной, а словно другой мир.

– Ну, мать, мы поехали! – Он потрепал по загривку собачонку, та увернулась от ласки, предупреждающе тявкнула и спряталась за длинную юбку хозяйки. – Вернемся, наверное, как смеркаться начнет.

– Средневековье какое-то, – проворчала Белоснежка, оказавшись в салоне машины. – Неужели так еще живут?

– Еще и не так живут, – «успокоил» ее Сабурин. – В эту глухомань хотя бы автолавка приезжает.

– А электричества нет! Как же они без электричества?