– Да, я в порядке. Твоя мама уже выбрала дату открытия?

Он пожал плечами.

– Нет, родители должна сначала разобраться с судебным иском.

Мне стало стыдно. После случившегося открытие могли отложить из-за того, что несчастный случай получил огласку в СМИ – «Подростки чуть не умерли в аквапарке». Но не успела мама Гамлета с этим разобраться, как родители Феликса тоже начали угрожать ей судебным иском. Друг связался со мной, чтобы извиниться – его родители не собирались отступать. Я прокляла прошлую Клэру за то, что во время наших с ним отношений не расположила к себе его родителей.

И ко всему прочему я не могла выкинуть из головы голос Патрика: Но собираешься. Все как будто заметили во мне какое-то изменение, к которому я, скорее всего, была не готова.

И вот я проводила пятничный вечер со своим умным парнем в доме его бабушки и дедушки. И уже знала планы на эти выходные: насладиться эфиопской едой с папой и Коди (это моя идея – «оливковая ветвь», примирение после катастрофы во время прошлого похода) и отправиться с Гамлетом на прогулку. А в воскресенье меня ожидала работа в «КоБре».

Моя жизнь круто изменилась за это лето.

– Почему я тебе нравлюсь? – Слова сорвались с губ прежде, чем мозг успел этому помешать, вытянув свои хиленькие ручки и прокричав: «Не-е-ет!», которое тут же превратилось в эхо.

Я ожидала молчания, нормальной реакции на такой внезапный вопрос. Но Гамлет лишь усмехнулся и ответил:

– Потому.

– Почему потому? – Я не могла остановиться. Мной завладела необходимость увидеть себя его глазами. Я в последнее время была сама не своя и нуждалась в том, чтобы кто-то подтвердил – я это я, тот же самый человек. Или не подтвердил.

Он подтянул колени к груди.

– Ну, ты очень смешная.

Это не новость.

– Значит, тебе нравятся клоуны?

Моя шутка вызвала у него безудержный смех, на мой взгляд, необоснованный.

– Вообще-то я боюсь клоунов.

– А кто не боится? Человек, который не пугается, когда видит проклятого клоуна – серийный убийца!

Гамлет откинул голову назад и расхохотался так, что я тут же присоединилась к нему. Успокоившись, он вытер слезы. Слезы смеха. Я улыбнулась, и меня застала врасплох нежность, вырвавшаяся из груди и буквально завладевшая моим телом.

Я его не заслуживаю.

Я отбросила эту мысль.

– Хорошо, что еще?

– Господи, ты такая требовательная.

– Твои бабушка с дедушкой три часа будут нарезать для нас фрукты. Нам надо заполнить это время.

Его голова все еще лежала на краю дивана, а рука приобнимала меня сзади. Но когда он посмотрел на меня, в этот раз без улыбки, его взгляд стал серьезным и пристальным. Он пронзал, обжигал и обезоруживал.

Не сводя с меня глаз, он провел пальцами по моему обнаженному плечу.

– Мне нравятся твои веснушки. Как ты кусаешь губу, когда раздражена. – Я застенчиво сжала губы, и он улыбнулся. – И мне нравится… как ты одеваешься. Особенно сочетание коротких шортов и ботинок.

Я закатила глаза.

– Хорошо, извращенец.

Но его ответ меня порадовал – рядом с Гамлетом я всегда казалась самой себе неряшливой и неухоженной. И когда я видела Роуз в ее тщательно подобранной одежде, мне хотелось выглядеть так же, как она.

– Но, наверное, больше всего мне нравится, – произнес он почти сонно, играя пальцами с лямкой топика, – что ты отличаешься от меня.

Его слова должны были показаться милыми или успокоить меня. Но вместо этого я могла думать лишь о том, как сильно сократился за лето наш список отличий. И это почему-то меня беспокоило.

– Отличаюсь чем? – Мое раздражение не знало границ.

– Ты знаешь, чем. Всем. Мне нравится, что ты уверена в себе. Не совершаешь поступки, чтобы угодить другим.

– Но ты тоже уверен в себе!

Он усмехнулся.

– Типа того. Понимаешь, меня всегда волнует, любезен ли я.

Казалось, его и самого смутило такое признание. Но это одна из причин, почему он мне так сильно нравился.

– Ты добрый, – тихо произнесла я, положив голову на его руку. – А я нет.

– Что?

Я пожала плечами.

– Все нормально, не может же один человек обладать всеми образцовыми качествами в мире.

Но он не засмеялся, а нахмурился.

– Ты добрая. Просто не любишь это показывать. Как ворчливый старик из деревни.

Я хохотнула.

– Да ну тебя!

Он выпрямился и запустил руку в волосы – такие густые, что я представила себе разваливающиеся из-за них расчески.

– Это так! Ты словно ворчливый старик, который кричит на детей, а потом тайком чинит им ботинки.

– Что?!

Я не могла перестать смеяться.

– Ты… – Он замолчал. – Ты как жесткая оболочка конфеты. А внутри…

– …я вязкий шоколад? Прекрати.

Вместо того чтобы ответить, он наклонился и притянул меня так близко, что наши ресницы практически соприкоснулись. Его губы дотронулись до моего подбородка, затем передвинулись к уху.

– Да, шоколад. Растаявший.

Все мое тело словно превратилось в желе, когда я приблизилась к нему губами. Он обхватил мою голову руками и нежно поцеловал. А потом сказал:

– Я люблю тебя.

Я застыла. По венам перестала бежать кровь, сердце замерло посреди удара, клетки приостановили свою деятельность. Я не могла двигаться.

Он смотрел мне в глаза; на его лице отразилась неуверенность. Я промолчала, и он чуть отстранился, так что наши тела больше не соприкасались.

Гамлет меня любит. Гамлет меня ЛЮБИТ? Гамлет МЕНЯ любит? Мой мозг вышел из строя, провода пересеклись, пересылая туда-сюда не поддающиеся расшифровке сигналы. Я не могла говорить, да и не знала, что сказать.

– Не отвлекайтесь.

Мы повернулись: у телевизора стояла бабушка Гамлета и держала поднос с фруктами. Дедушка стоял за ней с огромной миской попкорна.

Гамлет покраснел.

– Мы просто…

– Не надо рассказывать мне сказки, – проворчала бабушка и поковыляла к дивану. Прошла между нами и плюхнулась на него, с бряцаньем опустив поднос на колени. Затем посмотрела на меня. – Он плохо на тебя влияет, да?

– Что? Почему… – произнесла, запинаясь, я.

– Поешьте фруктов. Успокойтесь, – сказала она и поставила поднос на кофейный столик. Мы оба потянулись к воткнутым в груши вилкам и принялись молча есть, не глядя друг на друга. Снова началась видеоигра.