– Кстати, не против, если придет Коди?

Конечно против.

Но, увидев папино полное надежды напряженное лицо, я прикусила язык. Никогда еще не тусовалась с его подружками, так что понимала, как это важно. Я нацепила улыбку и ответила:

– Будет круто.

Полчаса спустя мы все устроились в папином старом заднеприводном «Ниссане», который он затюнинговал, когда в прошлом участвовал в гонках. Нас было слышно за километр. Коди вежливо предложила мне занять пассажирское сиденье, но меня остановил папин быстрый предупреждающий взгляд.

– Нет, садись ты.

Я забилась на крошечное заднее сиденье, проклиная машину на каждой кочке.

Мы подъехали к забитому людьми стрип-моллу. Его фасад был усеян неоновыми словами на корейском и английском, а парковка, которой занимались два человека, напоминала автомобильный тетрис. Когда мы открыли двойные двери ресторана, нас обдул ледяной воздух из кондиционера. Я тут же задрожала от холода, заметив склонившихся над большими металлическими мисками и тоже дрожащих посетителей в шортах и топах.

Улыбающийся, но неприветливый администратор подвела нас к столику рядом с телевизором с плоским экраном, на котором проигрывали клипы К-поп. На столиках лежали бумажные коврики с рекламой пива.

– О, а разве это не та актриса, на которую ты запал? – спросила я папу, показывая на сияющее с коврика лицо. Как невоспитанно с моей стороны делать так при его подружке. Возможно, дело в жарком дне или давлении от общения с Коди, но я не могла остановиться.

Он посмотрел на рекламку.

– Нет.

– Пластические операции везде вносят путаницу.

Коди засмеялась, и я позволила себе целых пять секунд наслаждаться этим. Папа бросился в меня бумажным пакетиком с металлическими палочками.

– Эй! Не все делают пластические операции.

– Может, и не все, но актрисы уж точно!

Для нас такой спор был обычным делом. Так как я на шаг отставала от Кореи, папа всегда усиленно защищал корейскую культуру. Мне нравилось дразнить его, чтобы позлить – особенно касаемо пластических операций.

Не успел он ответить, как к нам подошел официант и попросил озвучить заказы. В ресторанах корейского квартала дается полминуты, чтобы просмотреть меню.

– Мы возьмем три порции муль нэнмёна, – сказал папа, показывая на меню – на случай, если его корейский не поймут. – И один кальби.

Перекус с папой никогда не был полным, пока мы не добавляли в него мясо. Сегодня мы выбрали говяжьи ребра на гриле.

– Ты спросил свою девушку, хочет ли она это? – спросила я. Иногда отец вел себя глупо.

Он на секунду завис, но Коди положила на его руку свою.

– О, все нормально. Эдриан всегда делает заказ в корейских ресторанах. А я заказываю суши, – подмигнула она мне. Они обменялись взглядом, от которого я непроизвольно поморщила нос.

– Ты эксперт по суши? – вежливо спросила я и отхлебнула холодный ячменный чай, который принес официант.

Коди пожала плечами, ее длинные серьги в форме полумесяцев звякнули.

– Типа того. Я несколько лет жила в Японии.

– Она свободно говорит на японском! – похвастался папа.

Внутри все сжалось из-за этого папиного жеста. До этого он говорил так только обо мне.

Принесли салаты – небольшие миски с кимчи из белой редьки и капусты, картофельным салатом с яблочными дольками и маринованной черной фасолью. Мы с папой налетели на еду – я на картофельный салат, а он на кимчи из редьки.

– Качество корейского ресторана можно определить по салатам, – часто говорил папа. Они обычно подавались бесплатно, поэтому старания ресторана, чтобы они получились вкусными, всегда впечатляли. Коди взяла кусок кимчи из капусты.

– Итак, Клэра. Эдриан говорит, ты отлично справляешься с фургоном.

– Да, мы рулим, – сказала я, ковыряя палочками картофельный салат в поисках яблочной дольки. Я взглянула на Коди. Может, стоит воспользоваться ее присутствием? Папа находился в прекрасном настроении и как минимум захотел бы выглядеть добрым при ней. – Кстати, учитывая, что мы хорошо справляемся, можно мне встретиться с мамой в Тулуме? – Я как можно сильнее округлила глаза.

Папа раздраженно посмотрел на меня.

– Серьезно? Хочешь поднять эту тему сейчас?

Надо отдать Коди должное, она оставалась совершенно невозмутимой. Мы с таким же успехом могли разговаривать о погоде, ковыряясь в салатах.

– Почему нет? Я доказала свои способности, бла-бла-бла.

Папа скривился.

– Ты прикалываешься?

Не успела я ответить, как подошел официант с подносом, на котором стояли три металлические, покрытые изморосью, миски с лапшой. Еще на подносе лежал тюбик с уксусом и небольшая стеклянная баночка с корейской горчицей. Перед тем как подать лапшу, официант достал из кармана фартука ножницы и разрезал ее – сначала слева направо, затем сверху вниз.

Чтобы не смотреть папе в глаза, я взяла горчицу и капнула немного в холодный говяжий бульон. Если переборщить, можно полностью спалить свой мозг. Затем выдавила приличную порцию уксуса и перемешала все палочками. Мы молчали несколько минут, занимаясь едой, а когда принесли тарелку со шипящим кальби, в тишине атаковали его. Несмотря на всю мою болтливость, меня учили уважать хорошую еду и уделять ей должное внимание. Когда я наконец смогла перевести дух после острой лапши, я снова взглянула на папу.

– Кажется, я прошла проверку. И считаю справедливым, чтобы ты меня отпустил.

Коди проглотила лапшу.

Папа отложил палочки.

– В том-то и проблема, мелкая. Ты должна была кое-чему научиться, а не просто побыстрее разобраться с делами, чтобы встретиться с мамой на каком-то курорте.

Я не могла в это поверить. Он хотел прочитать мне лекцию прямо перед Коди. Которой наконец стало некомфортно – она подняла миску, чтобы сделать глоток супа и тем самым скрыть от нас свое лицо.

– Я научилась!

– Да? И чему?

Почему он вел себя, как придурок? Из-за его агрессивного тона я тут же включила зашиту.

– Я научилась готовить дурацкие пирожки.

Папа затих, стиснув гладко выбритые челюсти. Коди подвинулась к нему, и он тут же расслабился. Мне захотелось бросить в них миску с лапшой. Когда это они вдруг стали настолько близки, а я отдалилась? Стол между нами казался океаном.

Наконец он заговорил:

– Именно. Так что нет, ты не поедешь в Тулум.

– Па! – проныла я, прежде чем успела остановиться.

Папа наклонился вперед и показал на меня палочками.

– Это не только из-за того, что ты сейчас ведешь себя, как маленькая задница. А потому, что твоя мама ничего не спланировала. Она уже забронировала тебе билет на самолет? Ведь он будет очень дорогим. Нет, она об этом даже не подумала. Она ничего не понимает ни в деньгах, ни в ответственности.