– Предусмотрительно.

– А то! Жизнь ведь на кону! – покачал потной башкой Котомский. – А это самое дорогое, что у нас есть.

– Как же они все-таки не убереглись?

– Вот и я не знаю. Ведь если мокрощелка клиента все-таки пригласила, она ему тоже не сразу свой адрес выдает. Она называет дом, где живет, и подъезд. «А как приедешь, – говорит, – снизу мне позвони». А когда он снизу по мобиле ей звонит – она опять его на базар разводит. И в окошко на него смотрит. И если он ее чем застремает… Ну вдруг он похож на мента, наркошу или шизика – она номер своей квартиры ему не скажет. Соврет чего-нибудь, но не пустит… Понял, Паша?

– Понял. Значит, проститутки берут только тех клиентов, кто выглядит, по разговору и внешне, абсолютно нормальным.

– Правильно! А уж когда пацаны по девчонкам телегу о маньяке пустили – те вдвое и втрое осторожней стали.

– И все равно не убереглись.

– Вот и я про то, – вздохнул Котомский.

– Значит, – задумчиво произнес Синичкин, – маньяк кажется со стороны настолько нормальным, что даже пуганые девки его не заподозрили…

– Точно.

– А «рабочие» мобильники у всех троих проституток исчезли?

– И не только мобильники. Все ихние рабочие записи – тетрадки пропали. Они ж обычно все записывают: кто клиент, какой его телефон, сколько денег она с него срубила – и так далее.

– Зачем записывают?

– Как зачем? Для отчета. Как Ленин говорил? – хохотнул Котомский. – Капитализм – это учет и контроль.

– Вот это маньяк, – покачал головой Павел. – Предусмотрительный.

– Точно. При этом совсем непохожий на маньяка.

– А вы до ментов эту информацию довели?

– Ну, ты спросил! Откуда я-то знаю? Да менты и сами не дураки…

Котомский допил чай, утер рот рукой, скривился:

– Гадость этот чай!.. – А потом продолжил:

– Знаешь, Пашка, раз у тебя в этом деле интерес есть – я не спрашиваю какой, – хочу тебе предложить сделку. Если ты узнаешь чего про этого п…ра гнойного – звони сразу мне. А я тебе лавэ за это пришлю.

– Откуда ты знаешь – может, я работаю, чтоб этого маньяка отмазать? – усмехнулся Синичкин.

– Не, ты не такой, – убежденно покачал головой Котомский. – Ты маньяка отмазывать не будешь. Ты честный фраер. Порядочный.

Слово «порядочный» в его устах прозвучало презрительно, как оскорбление.

– За конкретный стук, – продолжал Котомский, – за такой стук, после которого мы этого засранца возьмем, я тебе лично десять зеленых дубов откину.

– А ты?

– Что "я"?

– Если вдруг узнаешь чего – мне позвонишь?

– Не обещаю.

– А ты пообещай.

– Ладно, Синичкин. Может, позвоню. По старой памяти…

Котомский посмотрел на массивный золотой «Ролекс».

– Все. Хоре базарить. Бизнес стоит. За обед твой заплатить?

– Обойдусь.

– Ну, как хочешь.

Котомский встал и тяжело, как мастодонт, направился к выходу из кафе.

Синичкин отодвинул от себя тарелку с остатками свинины по-тирольски.

Итак, теперь у него появился клиент. И не только моральный стимул найти убийцу, но и материальный.

Он выждал, пока Котомский покинет заведение, и махнул официантке. Девушка явилась немедленно, хотя обычно официантки в «Пирогах» по первому зову к столу не бросались. «Наверно, я ей понравился», – усмешливо подумал Синичкин.

– Счет, лапушка, – ласково попросил он.

А девушка вдруг спросила:

– Скажите, это вы Павел Синичкин?

* * *

Тане «повезло». Подвалило, подфартило, поперло.

От «Автостиля» (он располагался на «Тимирязевской») до Большой Дмитровки она ехала почти час.

Движение – сумасшедшее, поток – плотнейший. Не сидится москвичам дома. Хотя и поздно уже, на улицах сплошные пробки. Таня старалась, как могла: и стартовала резво, и по резервной ехала, и даже по тротуару один раз пронеслась, распугала разморенных жарой пешеходов. В пути, стоя на светофорах, она еще пару раз набирала Синичкина. Один раз нарвалась на Пашино «алло», а второй – когда до Большой Дмитровки оставалось всего-ничего – включился автоответчик. Неужели ушел?!

Она с визгом покрышек свернула на Большую Дмитровку – хотя теперь-то что газовать, если Пашка уже смылся? И тут вдруг увидела: знакомая походочка.

Так и есть: Синичкин.

Таня тут же бросила «пежика» в правый ряд, спряталась за могучей тушей черного джипа. Остановилась под знаком «остановка запрещена», закрыла машину и выскочила на тротуар.

Не потеряла? Нет. Вот она, широкая Пашина спина, метрах в ста впереди. Таня, стараясь не цокать каблуками и, хоронясь за спинами прохожих, направилась вслед за Синичкиным. Можно, конечно, просто к нему подойти… Но Павел, кажется, куда-то спешит. А тут она… Наверняка Валерочка уже рассказал Паше о ее бегстве из особняка. И Синичкин, возможно, начнет ее отчитывать прямо посреди улицы: вон как решительно выглядит…

"Все равно мне влетит. Сейчас, потом – какая разница? – убеждала себя Таня. – Что зря оттягивать?

Нужно окликнуть его".

Но подходить к Паше ей хотелось все меньше и меньше. А что, если она поступит нестандартно.

* * *

– Да, Синичкин – это я, – удивленно ответил официантке Паша.

– Тогда вот ваш счет. И еще записка. – Девушка протянула ему запечатанный конверт.

Паша с недоумением уставился на логотип: "Рекламное агентство «Пятая власть». Фирма, где работает Татьяна.

Он разорвал конверт.

Пашуня, а ты совсем не умеешь сбрасывать «хвосты»! Я шла за тобой аж от Совета Федерации!

Сообщаю, что веду параллельное расследование. Уже проверила Лучникова и Пилипчука. Следующие в моем списке – Можин и Грибов. Так что ты уж, будь добр, с ними не встречайся. На связь буду выходить сама. Целую крепко, твоя репка.

Синичкин растерянно отложил записку. Ну, Татьяна! Ну, деятельница! Вот, оказывается, что случилось: Таня с дачи сбежала. И занялась самодеятельностью, которую она, разумеется, именует гордым словом «расследование».

Синичкин снова подозвал официантку:

– Давно это записку принесли?

– С полчаса назад.

Ну, Татьяна! Ну, негодяйка! Вот кто ему названивал и трубку бросал…

Павел взглянул на часы: половина девятого. Через час его ждет Ходасевич.

Синичкин сунул записку в карман, оплатил счет и вышел из кафе.