— Ты был очень впечатлительным мальчиком, да еще и стресс пережил — смерть отца.

— Стресс был, когда он живой ходил, — поправил его Вадим. — Когда он маму ночами бил. Вот это был стресс.

— Да, у тебя была детская психическая травма. Это — тоже свидетельство в пользу твоего сомнамбулизма. Но еще важнее — твоя наследственность. Серьезный фактор.

— Ерунда. Я не ходил и не хожу во сне. Злата тому свидетель.

Руслан покачал головой:

— Злата любила тебя. Я мучился вопросом: почему она ни разу не рассказала правду? И только сейчас понял: она тебя любила. Она поклялась не рассказывать о твоем преступлении ничего и никому, так и поступала до самой своей смерти. Она тебя любила.

На лице писателя отразилось только брезгливое презрение.

— Ты мог бы мне возразить, — продолжил Руслан, — что лунатик — не обязательно убийца. И тут я с тобой соглашусь.

— Конечно, — подтвердил Вадик.

— Вот только нож доказывает обратное.

Писатель удивленно уставился на доктора. В его карих глазах играли нехорошие огоньки, губы расползались в медленной улыбке, будто он начинал понимать нечто, что прежде ускользало от его внимания.

— Ты о чем? Эти буквы «О»…

— На ноже, Вадик, не инициалы Олега Окуленко, не буквы «О».

Улыбка Козырева стала такой широкой, что обнажились зубы. Давлетов не сомневался — это символизировало угрозу, но надо было продолжать.

— Большой круг — это полная луна, а в нем — полумесяц. Это твой знак, Вадик, твой символ. Ты ведь изображал из себя сомнамбулу в юности, а есть легенда, что лунатики ходят во сне именно в полнолуние. Да и сейчас ты любишь полнолуние, ты любишь лунный свет, это есть в твоих книгах.

— Чушь!

— А вот Юля думала, что это нож Олега. Она бы согласилась с той байкой, что ты попытался впарить мне пару минут назад: раз у Златы не было своего ножа, то она взяла нож брата и убила Олега его собственным ножом. И поэтому платила Юльке. Но Злата платила Юле, покрывая твой грех, Вадик. Она любила тебя, вот и все!

— Ерунда. — Козырев не собирался соглашаться с доктором.

Легкий ветерок играл выцветшими от солнца, легкими волосами писателя.

Он чувствовал, что впервые за последнее время сюжет выходит из-под его контроля. Будто бы вожжи выпадают из рук, и конь под тобой несется куда-то, или то, что ты считал явью, превращается в сон, полный абсурда. Или еще — похоже на те чувства, которые охватили его, когда он узнал, что во сне убил своего друга.

— И наконец-то я понял смысл всего, что ты тут затеял, — упрямо продолжал Руслан. — Ты переписал свое прошлое в своем новом романе «Стокгольмский синдром», а теперь пытаешься подогнать жизнь под сюжет.

— В романе описаны реальные события! — в сердцах повторил писатель.

Но Руслан все не унимался:

— Этот нож — свидетельство того, что жизнь не пишется в твоем ноутбуке! Нож был нужен тебе, потому что это последнее доказательство твоего преступления. Ты хочешь уничтожить его, изъять его из реальности, чтобы самому поверить в свой роман. А иначе — ты у разбитого корыта.

Вадим иронично заметил:

— Между прочим, этот нож ничего не доказывает. Если ты думаешь, что с его помощью сможешь засадить меня в тюрьму за убийство Олега, то у тебя ничего не выйдет!..

Жестом доктор остановил его:

— Это ясно, но на тебе еще пять смертей: Злата, Тема Коростылевский, Юля Белоус и ее мать. И плюс Зуйко.

— Зуйко? — переспросил Козырев. — Я его и пальцем не тронул.

— Он повесился в своей камере.

— Ха! — обрадовался писатель. — Надо же, у Зуйко совесть проснулась! Это хорошо, это моя большая победа! Надо бы роман об этом написать!

— Давай пока о жизни поговорим.

— Ладно. Хочешь объяснений?

Кивнув, Руслан прищурился. Вадик сказал:

— Зуйко, Юлька и ее мамаша помогли мне найти этот нож. И я бы мог оставить их в живых, но, — он изобразил виноватое замешательство, — они были лишними персонажами, они просто мешали мне. Их не было в моем романе, значит, их надо было вычеркнуть и из жизни.

Лицо писателя расцвело радостной улыбкой.

— Ты — психопат, Вадя! — поставил диагноз доктор.

Ухмылка писателя превратилась в оскал.

— Что-нибудь еще хочешь добавить? — надменным тоном поинтересовался он.

— Добавить? Нет, — ответил Руслан. — Ну разве что скажу в качестве эпилога, что Злата — не твой тип женщины. Вам не судьба быть вместе.

— Почему?

— Злата — солнечная девушка, а тебе нужна — лунная. Понимаешь? Лунная девушка светит отраженным светом, она любит только тех, кто любит ее. А солнечные, такие как Злата, сами источают свет, они — первоисточник, светило любви. Вот так.

— Да ты поэт, батенька! — воскликнул Вадик.

Он встал напротив Руслана, заставив смотреть его вверх, против света.

— Знаешь, в чем наша проблема, доктор? — спросил он вполне дружески. — Ты — хирург, и у тебя комплекс бога. А я — писатель, и с той же психологической загогулиной. Нам с тобой в одном сюжете тесно. А так как автор этого сюжета — я, то я его и править буду. Отредактирую. Понимаешь? Перепишу поярче диалоги, расставлю запятые и опять избавлюсь от лишнего персонажа.

В этот момент он бросился на доктора.

Инстинктивно Давлетов отпрянул назад, отмахнувшись от приближающейся опасности, а именно — руки писателя, удлиненной на десять опасных сантиметров лезвием ножа. Это был тот самый нож, которым Вадик убил Злату и который вместе с отпечатками пальцев доктора хранил в целях острастки Давлетова. И раз писатель воспользовался этим ножом, значит, с доктором собирался покончить окончательно, физически.

Руслану удалось выбить нож правой загипсованной рукой, и удар он нанес — довольно ощутимый! — по пальцам Вадима. Вадим, ойкнув, выронил нож, а Руслан, решивший в этот раз не повторять прежних ошибок, вскочил и толкнул его в грудь. Писатель отступил на шаг, но тут же бросился на доктора снова.

Несколько тычков в ребра и отменная оплеуха по правой скуле огорошили Руслана. Он проигрывал схватку, как вдруг подоспела помощь. В тот миг, когда пальцы писателя сомкнулись на горле доктора, раздался лай, громкий и злой, довольно неожиданный для хозяина такой миролюбивой собаки, как Шухер. Эрдельтерьер не был приучен защищать хозяина, его кормили и баловали только ради дружбы, поэтому Давлетов никак не ожидал собачьей подмоги.

В свою очередь, Козырев понятия не имел, что на уме у эрдельтерьера, зато клычки пса видел неоднократно, поэтому он ослабил хватку и обернулся к Шухеру. В этот момент Давлетов и огорошил его гипсом по темени с левой стороны.