– Польза для народа – это главное. Если мы введем запрет, от которого народу никакой пользы, то какой в нем смысл?

С этими словами он взял кисть и поставил росчерк на докладной записке.

Тихо стоя поблизости, я думала о том, что сейчас император Канси, должно быть, испытывает сильную симпатию к четырнадцатому принцу. Их характеры схожи, как и взгляды на политику. Подумав об этом, я внезапно ощутила некоторое беспокойство. Но тут вошла Юйтань со свежим чаем, и мне пришлось быстро взять себя в руки. Забрав у нее поднос, я заменила остывший чай на столе императора.

Вернулся один из евнухов, следивший за доставкой вазы, и сообщил:

– Увидев вазу и цветы, госпожа вдовствующая императрица была так обрадована, что тут же отправила слуг пригласить всех дам полюбоваться вместе. Кроме того, госпожа щедро наградила нас, ваших покорных слуг, и велела передать следующие слова: «Премного благодарна Его Величеству за подобное выражение сыновней почтительности!»

На лице императора Канси расцвела улыбка, и он, кивнув, отослал евнуха взмахом руки.

Весна сменилась летом. Обстановка при дворе мало-помалу менялась, и направление этих изменений с течением времени становилось все более ясным. Помимо третьего принца, всегда пользовавшегося доверием Его Величества и потому продолжавшего, как и прежде, участвовать в решении государственных вопросов, император Канси все больше ценил четырнадцатого принца. Придворные чины, поначалу выжидающие, начали потихоньку подбираться ближе и вторить ему. Восьмой принц по-прежнему находился с ним в близких отношениях и был очень дружелюбен, четырнадцатый в свою очередь ставил восьмого принца на первое место, как и прежде. Впрочем, отношение императора к восьмому и четырнадцатому принцам резко различалось, и о чем тот думал, догадаться я не могла да и не хотела.

Четвертый принц вел себя так, будто его вообще ничего не касалось и он ничегошеньки не знает. Каждый день он приходил во дворец, чтобы поприветствовать Его Величество. Они говорили о государственных делах очень мало, и казалось, что в целом свете нет никого с более чистым и непорочным сердцем.

Когда наступил восьмой месяц и подули осенние ветры, император Канси покинул столицу и отправился на охоту, оставив в Пекине четырнадцатого принца, чтобы тот занимался государственными делами в его отсутствие. Сопровождали Его Величество третий, четвертый, восьмой, пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый принцы. Пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый не испытывали к борьбе за трон никакого интереса, да и возможности принять в ней участие у них не было. Четвертый принц сохранял образ отшельника, порвавшего с бренным миром. Третий имел некоторые виды на императорский престол, однако все время занимал выжидательную позицию. Находившийся в немилости у императора восьмой принц проявлял большую осторожность. Друг с другом четвертый и восьмой братья вели себя так же, как и с остальными братьями. В их поведении не было заметно ровным счетом ничего необычного: их чувства казались прозрачнее воды и теплее весеннего ветерка. Глядя на них, можно было с удивлением увидеть, как принцы уживаются друг с другом дружно, весело и гармонично, без всяких споров и противоречий.

В этом году Цзоин с Миньминь не приехали, а Юйтань захворала перед самым отъездом, так что пришлось оставить ее в столице. Внезапно выяснилось, что во всем огромном лагере нет ни единого человека, с кем я могла бы поговорить.

Я лежала на траве, глядя в небо, полное звезд. В мыслях царил сумбур. Четвертый принц был равнодушен ко мне как внешне, так и внутри и держался отчужденно. Восьмой же на людях приветлив, но от него тоже исходил такой холод, что пробирало до костей. Идя разными путями, оба пришли к одному и тому же. Сердце у меня сжалось, и я горько рассмеялась.

Внезапно пасшийся поблизости конь заржал, и, испугавшись, я резко села, оглядываясь. Неподалеку стоял человек. Обернувшись на звук, он увидел меня, только что поднявшуюся с земли. Едва наши взоры встретились, как он отвернулся и пошел прочь.

Я мгновенно ощутила бесконечную обиду. Поддавшись порыву, вскочила на ноги и помчалась следом. Преградив путь четвертому принцу – а это был именно он, – поинтересовалась:

– Я что, нечто вроде самой страшной из напастей? Почему ты…

Говоря это с ноющей болью в сердце, я вдруг задалась вопросом: а что я делаю? Это все равно ни к чему не приведет, так зачем запутывать все еще больше? Покачав головой, я отвела глаза и, больше не глядя на четвертого принца, отошла от него обратно к своему коню. Повернув ко мне голову, тот всхрапнул и потерся об меня мордой. Я обхватила лошадиную шею и зарылась лицом в гриву, беззвучно плача.

Мы с конем обнимались довольно долго. В конце концов тот не вытерпел и попытался отпихнуть меня.

– Даже ты гнушаешься меня, – пробормотала я, разжимая руки.

Кто-то едва слышно вздохнул за моей спиной. В тот же миг я застыла столбом, чувствуя, как в душе горячей волной поднимается радость, смешанная с толикой печали.

Медленно обернувшись, я взглянула на него. Не отрывая от меня взгляда, четвертый принц протянул руку и вытер не успевшие высохнуть на моих щеках слезы. Не в силах больше терпеть, я бросилась к нему в объятия и разрыдалась. Принц замер, обеими руками крепко обнимая меня.

Я плакала очень долго. Горечь и обида, разъедавшие мне душу, постепенно растворились, и ко мне вернулась способность мыслить трезво. Я знала, что мне не следовало так себя вести, но столь сильно жаждала его объятий, что, борясь сама с собой, вдруг подумала: хуже быть уже все равно не может, так чего уж тут? Приподнявшись на носках, я поцеловала четвертого принца в щеку, и его спина тут же окаменела. Приблизившись к его уху, я нежно прошептала:

– Я еще тебя не забыла, и ты не должен забывать меня!

Стоило мне произнести это, как мое настроение мгновенно стало замечательным. Выходит, это и были мои настоящие чувства, что прятались где-то в глубине души. Даже если ты не можешь жениться на мне, ты не должен забывать меня, по крайней мере раньше, чем я сама тебя забуду! Я знала, что вела себя эгоистично и своенравно, но ведь в глубине души мы оба не могли перестать думать друг о друге.

Некоторое время принц пристально глядел на меня, после чего без всякого выражения произнес:

– По вечерам выпадает обильная роса. Тебе нельзя застужать ноги, поскорее возвращайся.

С этими словами он повернулся и быстро пошел прочь. Мне нельзя застужать ноги? А ты откуда знаешь? Я глядела ему в спину, и сердце защемило сладкой тоской.

Подобрав с земли накидку, я взялась за поводья и, ведя коня за собой, направилась следом за четвертым принцем, который успел отойти довольно далеко. Он ни разу не оглянулся, однако замедлил шаг, подстраиваясь под скорость моей ходьбы так, чтобы я не приближалась к нему, но и не отдалялась слишком сильно. Разделенные одним и тем же расстоянием, мы шли друг за другом, пока наконец не добрались до лагеря.