Истерзанный бок извергал из себя жителей, как рассеченная артерия выталкивает кровь. А потом с изящной неспешностью, на фоне которой агония людей казалась еще страшнее, гигант склонился к земле, и все его конечности рассыпались, пока он падал.

Огромная голова, которая еще недавно касалась облаков, откинулась на массивной шее. Десять тысяч глоток, составлявшие огромный рот, издали единый вопль, бессловесный, бесконечно несчастный крик, обращенный к небу. Вой потери, вой предчувствия, вой удивления. Как, вопрошал он, этот день всех дней мог окончиться так, хаосом падающих тел?

– Ты слышал?

Звук, хоть и оглушительно громкий, был явно человеческого происхождения. У Джуда свело желудок. Он взглянул на Мика, тот побледнел как полотно.

Джуд остановил машину.

– Нет, – сказал Мик.

– Послушай… да боже мой…

Гул от криков умирающих, мольбы и проклятия наполнили воздух. Их источник находился очень близко.

– Мы должны уехать отсюда. Сейчас же, – взмолился Мик.

Джуд покачал головой. Он уже приготовился к настоящему военному зрелищу – ко всей русской армии, собравшейся за соседним холмом – но шум, стоявший сейчас у него в ушах, был звуком человеческой плоти, слишком человеческой для слов. Джуд сразу вспомнил о том, как в детстве представлял ад; о бесконечных, невыразимых муках, которыми ему угрожала мать, если Джуд не примет Иисуса. Об этом ужасе он забыл на двадцать лет. Но вдруг тот появился вновь, свежий как никогда. Возможно, за холмами разверзлась сама преисподняя, и мать стояла прямо на краю пекла, приглашая Джуда отведать адских наказаний.

– Если ты не поведешь, тогда за руль сяду я.

Мик вылез из машины и встал перед ней, успев взглянуть вперед. На секунду он замешкался, буквально на секунду, заморгал, не веря собственным глазам, а потом повернулся к ветровому стеклу, и его лицо побледнело еще сильнее.

– Боже мой!

Мик охрип, он словно боролся с подступающей тошнотой.

Его любовник все еще сидел за рулем, закрыв лицо руками, пытался стереть из памяти неожиданно нахлынувшие воспоминания.

– Джуд…

Тот медленно поднял голову. Мик смотрел на него дикими глазами, его лицо блестело от неожиданно проступившего ледяного пота. Дорога впереди таинственно потемнела, словно к машине подкатывала волна, волна густой темно-красной крови. Разум Джуда изворачивался, извивался, пытаясь найти хоть какое-то иное объяснение тому, что видел, кроме этого неизбежного вывода. Но ничего другого так и не придумал. Впереди была кровь, невыносимое количество крови, кровь без конца…

А ветер принес запах недавно вскрытых трупов: запах из глубин человеческого тела, сладковатый и одновременно пряный.

Мик, шаркая, подошел к машине со стороны пассажирского сиденья и слабо принялся дергать за ручку. Дверь неожиданно открылась и он, шатаясь, залез внутрь, его глаза словно остекленели.

– Сдавай назад, – произнес он.

Джуд потянулся к зажиганию. Кровавая волна уже хлюпала у передних колес. Весь мир впереди побагровел.

– Да, заводи ты, сука, заводи, блядь!

Джуд даже не пытался тронуться с места и вместо этого неуверенно сказал:

– Мы должны посмотреть. Должны.

– Мы никому ничего не должны, и нам надо убраться отсюда. Это не наше дело…

– Там, может, самолет упал…

– Дыма нет.

– Но это были человеческие голоса.

Инстинкт говорил Мику, что надо бежать. Мик вполне мог прочитать о трагедии в газете – посмотреть на фотографии завтра, когда уже они уже будут серыми и зернистыми. А сегодня все было слишком свежим, слишком непредсказуемым…

В конце этой дороги могло быть что угодно, и оно истекало кровью…

– Мы должны…

Джуд завел машину, а Мик рядом с ним начал тихо стонать. «Фольксваген» медленно подался вперед, ныряя в реку крови, его колеса крутились в тошнотворной пенящейся волне.

– Нет, – очень тихо произнес Мик. – Пожалуйста, нет…

– Мы должны, – последовал ответ Джуда. – Мы должны. Мы должны.

Всего лишь в нескольких ярдах от них оставшийся в живых город Пополак приходит в себя от первых конвульсий. Он не мог отвести тысячи глаз от руин своего ритуального врага, а тот лежал на изувеченной земле в сплетении канатов и тел, разбитый навсегда. Пополак отпрянул, огромные ноги валили деревья, окружавшие ристалище, он панически махал руками. Но равновесие удержал, хотя обычное безумие, пробужденное ужасом, творящимся у ног города, проникало в его ткани и отравляло мозг. Порядок исчез: тело забилось, отвернулось от кровавого ковра Подуево и кинулось прочь, в холмы.

Уходя в забвение, гигантская форма Пополака прошла между машиной и солнцем, отбросив холодную тень на окровавленную дорогу. Мик ничего не увидел из-за слез, а Джуд прищурился, боясь того, что ожидало их за поворотом, и едва обратил внимание на то, как что-то на мгновение застило ему свет. Наверное, облако. Или стая птиц.

Если бы в это мгновение он посмотрел вверх, хотя бы украдкой взглянул на северо-восток, то увидел бы голову Пополака, огромную, роящуюся голову обезумевшего города, которая исчезала за горизонтом, уходя прочь. Тогда бы Джуд понял, что эта земля находится вне его понимания, что в этом уголке ада нельзя ничего излечить. Но он не заметил гиганта, и вместе с Миком прошел свою поворотную точку. Теперь, как Пополак и его мертвый близнец, Мик и Джуд лишились разума, а также любой надежды на жизнь.

Они миновали поворот, и перед ними распростерлись руины Подуево.

Ограниченное, прирученное воображение Мика и Джуда даже представить не могло зрелище столь невыразимой жестокости.

Возможно, на европейских полях сражений столько же трупов сваливали в кучу: но разве были среди них женщины и дети, связанные с телами мужчин? Конечно, встречались во время войн и столь же высокие курганы из мертвецов, но разве они состояли из людей, минуту назад полных жизни? Бывало, что целые селения уничтожали столь же быстро, но разве случалось когда-либо, чтобы целый город погибал лишь по велению гравитации?

То было зрелище, от которого даже тошнота не подступала к горлу. Пред его ликом разум замедлялся до скорости улитки, силы рассудка начинали отбирать свидетельства придирчиво и аккуратно, ищу в них изъян, место, благодаря которому можно было бы сказать:

Это не реально. Это лишь сон о смерти, но не сама смерть.

Но рассудок не мог найти изъянов в этой стене. Все было реальным. Это была сама смерть.

Подуево пало.

Тридцать восемь тысяч семьсот шестьдесят пять его граждан распростерлись на земле, или скорее были разбросаны неприглядными, сочащимися кучами. Те, кто не погиб при падении, не задохнулся, умирали сейчас. Из этого города не выжил никто, кроме нескольких зрителей, которые с трудом дошли сюда посмотреть на соревнование. Сейчас эти жители, увечные, больные, слишком старые, не могли отвести глаз от бойни, как Мик и Джуд, они пытались не верить в нее.