Шли часа два, может чуть больше. Пришли на опушку леса. Здесь отец Иеремей остановился, очертил круг своим посохом – и велел всем с себя манатки скидывать, да за кругом оставлять, а самим – внутрь входить. Там, говорит, в тех местах, люди без одежды ходят, словно дети малые. И отсюда всю эту мерзость заразную в чистый мир тащить незачем. Да и не пропустят… Раздеваться все начали – ну и я тоже. Скинул комбез, ботинки снял, исподнее тоже… Стою в темноте голышом – и никакого стыда, никакого неудобства не испытываю, будто все как положено, будто всю жизнь так ходил. Шагнул в круг – и такое, знаете, спокойствие на душе, так радостно, торжественно… Словно в тумане. Все мысли какие-то возвышенные витают, образы яркие такие, про иной мир да про другую жизнь, не дают в явь вырваться… Пророк этот, опять же, бухтит-приговаривает – да так успокаивающе, гладко, такие интонации напевные – внутрь морока затягивает, выбраться не дает.

Ну да ладно. Вошли люди в круг – он сразу всех на колени, прямо на траву. Сидим, ждем чего-то. Фонари выключили – вокруг темень хоть глаз коли, но то, что люди вокруг – это я отлично слышу. Шуршат, возятся, покряхтывают иногда… Некоторые молятся, кто-то подпевает тихонечко… Ребенок что-то спросил, ему мать ответила – и снова тишина. Пророк затих, бормочет что-то, может молитву или мантру какую читает, вызывает своих инопланетян. Минуты текут… И – не знаю, может контроль он ослабил, а может просто я сам по себе человек такой, что не особо во все подобное верю – только чую я как-то поганенько на душе становится… Ну с чего, скажите на милость, я, трезвый здравомыслящий человек во всю эту ахинею поверил? Поперся черт знает куда и черт знает с кем, разделся – и сижу теперь вот тут в толпе голых людей, жду инопланетян или кого там еще, чтоб они меня забрали и на другую планету увезли. Ведь чушь, чушь как есть, бред собачий!

Встал я. Включаю фонарь. Гляжу вокруг – сидят. Кто-то зашикал, кто-то за руку меня вниз потянул. Один только отец Иеремей замолчал – и, чувствую, смотрит на меня из-под капюшона. Что, говорит, сын мой, вопросы есть? Я головой помотал – и вон из круга. Так же молча одежду свою нашел, одеваюсь – а он мне, значит, в спину: рано я тебя сюда повел, слаб ты верой. Но это и хорошо. Слабые, сомневающиеся и неверующие не нужны. Иди, говорит, с миром, спокойно дойдешь, никто тебя не тронет – но знай, что путь в другой мир тебе отныне заказан. Здесь свои дни окончишь.

Я и пошел. Шаг сделал, другой, третий… Вдруг затылком чую – ветерком повеяло… Да морозным таким, аж кожа пупырышками. Оборачиваюсь, свечу в круг – а там пусто! Трава примята, вещи кучками по окружности лежат – и никого! Ни единой души! И такой, знаете, красный туман вдруг пополз-пополз, зазмеился, словно из-под земли возник, потек по округе… Ну я и ходу оттуда!

Ивашуров умолк, любуясь произведенным впечатлением. Да и сам Данил дорого бы дал, чтоб посмотреть со стороны на свое лицо – очень уж низко челюсть, должно быть, опустилась. Ибо в голове его сейчас, смачно щелкая и состыковываясь, вставали, каждая на свое место, кусочки одной из многих головоломок, на которые так богаты были последние месяцы его жизни. Разом вспомнился и поселок, и казнь на колу и представители Ордена Палачей в черных рясах с их плавными, змеиными движениями… Вспомнился овраг в Сердобске. И диктофон тоже вспомнился, хотя за последнее время подзабыл про него немного.

Он поднялся, достал из подсумка, где хранил всякую мелочовку, диктофон, оглядел комнату… Раз МП3-плеер есть – значит и зарядник к нему найдется. Да вот же он, на тумбочке у кровати… Вставил разъем в диктофон – и воткнул вилку в розетку. Сказочник молча, не задавая вопросов, следил за этими его манипуляциями.

Диктофон пискнул, показывая начало процесса заряда – и Добрынин, наскоро пролистав пару мелких файлов, включил самый большой. Мотанул вперед… еще вперед… вот оно!

– Двадцать четвертое сентября. Восемь часов семь минут, – зазвучал из диктофона голос Нибумова. – Сегодня ночью я вновь видел что-то странное… Люди. Много людей! Они шли по дороге – обнаженные женщины, мужчины, дети, старики… Процессию возглавлял высокий тощий человек в какой-то черной хламиде. Я не осмелился позвать их – и никто так и не обернулся в мою сторону, хотя я выбрался наружу и сидел на пороге своего шалаша. Да и видели ли они меня?.. Они были тут – и словно в другом измерении! Мне казалось, что сквозь их призрачные тела я вижу противоположную стену тоннеля… Это было жутко! Процессия призраков… Я не выдержал, заполз назад в шалаш и не мог уснуть до самого рассвета. Теперь мне уже кажется, что это был сон, но… Не знаю, ничего я не знаю!..»

Теперь уже произведенным впечатлением пришлось любоваться Добрынину. У Сказочника от любопытства аж глаза на лоб вылезли.

– Это… это что?.. Откуда?! Это… а… а кто говорит-то??! – завопил он, подскакивая с диванчика словно упругий резиновый мячик. – А дальше?! Дальше-то что??!

– Садитесь, Игорь Антонович, – оставляя диктофон на зарядке, сказал Данил. – Доставайте свою тетрадь, карандаш – и приготовьтесь писать долго и упорно. Есть и у меня чем с вами поделиться… Все расскажу. С самого начала – и до сегодняшнего дня.

На писанину они убили часа четыре. Ивашуров хотел знать все и во всех подробностях. Когда закончили – часы на экране дозиметра показывали шесть вечера. Откинувшись на диванчик, Ивашуров перечитывал свои записки, поправляя кое-где по свежей памяти – а Добрынин молча попивал давным-давно уже остывший чай и время от времени трогал зубами выскочивший волдырь на языке – давненько столько болтать не приходилось, умотал Игорь Антонович своими расспросами…

– А ведь не зря я на юг-то развернул, а? – хитро прищурившись, заговорил, наконец, Ивашуров. – Вот это история, так история… Жемчужина коллекции! И главное – целая паутина сплелась! Это что же получается? Не врут на этот раз служители культа? Куда-то же ведь уводят людей!

– Нибумов высказывал предположение, что Тоннель – это огромная транспортная система. Да и сам я на себе это испытал. Правда, свидетелей уже и нет, наверное – мои все мертвы, Профессор, Урюк и Кубович тоже благополучно подохли, а остальные, кажется, ничего не помнят. По крайней мере, вопросов после Тоннеля у них не возникало. Я потом узнавал – большинство говорят, что спали, а у водителей провалы в памяти.

– Ах да… Тут вон чего, а я все со своими историями… Примите соболезнования, – вздохнув, Сказочник деликатно дотронулся до руки собеседника. – Друг ваш хороший парнишка был, мне сразу понравился. Ну а то, что с Убежищем случилось – это вообще ни в какие ворота…

– Спасибо, Игорь Антонович, – кивнул Данил. – И давайте не будем об этом. Время придет – все по своим местам встанет. Я для этого жизнь готов положить…

– Хорошо. Конечно, как скажете, – покладисто кивнул Ивашуров – но в глазах его Данил все же заметил некое сомнение. Словно думал о чем-то Сказочник, думал – но сказать пока не решался…

– Так что?.. Есть мысли? Вы ведь физику пространства не понаслышке знаете, – спросил он, намекая на давешние слова Сказочника.

– И я продолжаю держаться своего мнения, – кивнул тот. – Пространство – это не вот вам, путь из точки А в точку Б, как в школьных задачках… Есть очень много загадочных случаев, когда человек, выходя из дома, оказывался через минуту в сотне километров от него. И есть очевидцы… Да и про время я то же могу сказать… Человек исчезает – и объявляется спустя тридцать лет, таким же молодым, как и был. Для него прошло час-два, а для всех – годы. Время – река. Да, основная масса воды течет в одном направлении. Но, как и в обычной реке, в реке времени есть противотечения, завихрения, водовороты… Обтекает вода корягу – вот вам и завихрения… Или в подземные стоки уходит – вот вам уже и водоворот… Ответвился рукав, где участок на местности имеет противоположный наклон – вот вам и противотечение. И хорошо, если в завихрение попадешь, да из общего потока не выбьешься. А если в водоворот затянет? Понесет по таким дебрям и закоулкам, что и не вылезешь потом, затеряешься, канешь в реку времени с концами… Вы уже завязали петлю, когда видели себя же самого за окнами детского сада – и как бы вам не аукнулось… Так что играть с этой аномалией я вам ох как не советую.