Она только что дала всем задание решить с первого по пятое упражнение из учебника.

Хартли тут же возвращается к работе. Я же уже решил все пять уравнений, поэтому просто корябаю кое-что в своей тетради. Дождавшись, когда мисс Манн отвернется, я отрываю уголок листа и кладу его на стол Хартли. Там написано:

«Придешь на матч в пятницу?»

Она на секунду замирает, смотрит на учительский стол, а потом открывает записку.

Прочитав, берет карандаш, что-то пишет и кладет листочек на мой стол.

«Может быть».

Снова кое-что накалякав на листе, перекидываю его Хартли.

«Может быть? Мы же лучшие друзья! Мне нужна будет поддержка. А лучшие друзья всегда поддерживают друг друга».

«Я могу работать. Пообещала одной из официанток взять ее смену, если будет нужно».

И так мы еще несколько раз перебрасываем друг другу листок.

«ОК. Но ты еще не уверена, будешь ли работать?»

«Пока нет. Узнаю завтра».

«Хорошо. Только скажи мне. Потому что, если ты не работаешь, то идешь на игру! А не то смотри у меня!»

Хартли едва слышно усмехается, но острый взгляд мисс Манн снова останавливается на нас.

– Смотрите в свою тетрадь, мисс Райт.

Хартли краснеет, услышав обвинение в списывании. Она незаметно убирает записку под тетрадку и вновь принимается решать упражнения.

Как только звенит звонок, я засовываю учебники в рюкзак и поднимаюсь из-за стола.

– Мистер Ройал, задержитесь, пожалуйста.

Черт.

– Увидимся за ланчем? – спрашиваю я девчонок.

Элла кивает и похлопывает меня по руке, а Хартли переводит встревоженный взгляд с меня на мисс Манн. Точно. В тот день Хартли была за дверью класса, и это фигово, потому что меньше всего мне хочется, чтобы она вспоминала об этом. Хартли и без того не самого высокого обо мне мнения.

– Мистер Ройал, – приказным тоном обращается ко мне мисс Манн.

Сжав челюсти, я подхожу к ее столу и насмешливо передразниваю ее:

– Мисс Манн.

Она бросает взгляд на дверь, дабы убедиться, что мы одни, но не идет закрывать ее. Должно быть, чтобы не поддаться соблазну.

Когда мисс Манн снова поворачивается ко мне, на ее лице появляется мрачное выражение отчаяния, а голос звучит едва громче шепота:

– Что бы ты ни рассказывал своим товарищам, пора это прекратить.

Я морщу лоб.

– О чем вы говорите?

– Проклятье, Истон! – Она пугается, осознав, как громко вскрикнула, тяжело вздыхает, снова бросает взгляд на дверь и продолжает уже шепотом: – Ты рассказал кому-то о том, что между нами произошло.

Что? Я никому ничего не рассказывал… хотя… Элла знает. А еще Хартли и Рид. Ну и Паш определенно что-то подозревает.

– Кое-кто из преподавателей в комнате отдыха учителей намекнул на это сегодня утром. – В ее взгляде появляется паника. – Если эти слухи дойдут до директора Берингера, меня уволят!

Я не могу удержаться, чтобы не съязвить.

– Может, об этом вам стоило подумать до того, как вы решили позабавиться со мной в этом самом классе? – Я обвожу рукой опустевшую комнату.

Мисс Манн меняется в лице. У нее такой вид, будто я только что дал ей пощечину, хотя я стараюсь заглушить возникшее вдруг чувство вины. Почему люди не хотят брать на себя ответственность за свои же действия? Я с самого начал знал: то, что между нами было, неправильно. Ей тоже нужно принять это. Как только я пересек порог ее класса, эта женщина сразу дала понять, что не прочь оседлать меня.

Но мы даже не дошли до кульминации.

Я пытаюсь успокоить ее.

– Послушайте, нечего так волноваться. Нас никто не видел, и ни у кого нет никаких доказательств. Если Берингер решит устроить нам допрос, мы просто будем все отрицать.

Мисс Манн закусывает губу.

– Мы будем все отрицать…

– Да, – твердым голосом заявляю я. – Ничего этого не было, ясно?

На ее губах появляется вялая улыбка.

– Чего не было?

Я криво усмехаюсь.

– Именно.

После последнего звонка Фелисити ловит меня у моего же шкафчика. Не давая мне шансов на побег, она быстро и решительно марширует ко мне, а потом громко и слюняво чмокает в щеку.

– А-а-ах! – вздыхает кто-то у меня за спиной, но непонятно, то ли от одобрения, то ли от зависти.

Обернувшись, я замечаю жадные взгляды нескольких девчонок, стоящих в противоположном конце ряда шкафчиков. Они смотрят на нас с Фелисити, а потом начинают перешептываться.

Меня тянут за руку. Я бросаю взгляд вниз и вижу, как она переплетает свои пальцы с моими. Хочу высвободить руку, но Фелисити вцепилась в меня мертвой хваткой. Черт, для такой малышки у нее полно сил.

– Что ты делаешь? – рычу я.

– Держу за руку своего парня, – щебечет она.

Я глубоко вздыхаю. Потом медленно наклоняюсь к ее уху и с шипением говорю:

– Клянусь богом, женщина, я за себя не ручаюсь. Тебе миллион раз было сказано: я был пьян! Так что отвали от меня.

Фелисити смотрит на меня.

– Нет.

– Конец спектакля, Фелисити. Ты слышишь меня?

Я даже не утруждаю себя говорить шепотом, и Фелисити оборачивается, чтобы убедиться, что нас никто не слышит. Удостоверившись, что ее липовая история не раскроется, она обращается ко мне тоном, каким говорят с капризным маленьким ребенком.

– Истон, мы с тобой пришли к соглашению, и оно не перестанет действовать до тех пор, пока я этого не захочу.

– Это не так работает.

– Только так и никак иначе.

Я весь вне себя от злости. Ненавижу таких как Фелисити. Если выбирать между таким типом девчонок, как Элла, Вэл или Хартли, и таким как Фелисити, Лорен или Джордан, то мой голос всегда за первых. Их непогрешимая уверенность в собственной исключительности вызывает гнев, что само по себе довольно иронично, потому что я точно такой же, как они. Получаю все, что захочу и когда захочу. Вот что значит быть Ройалом.

Но в других людях эта черта вызывает у меня стойкую неприязнь.

Интересно, Хартли смотрит на меня с таким же презрением и отвращением, как я на Фелисити? Надеюсь, что нет.

– Слушай, почему мы не можем поступить как нормальные, психически уравновешенные люди? – обходительно спрашиваю я. – Девушка, пусть даже не настоящая, – для меня всего лишь обуза.

Фелисити раздраженно фыркает.