– А они у вас есть? – изумился Сергей.

Хозяин фыркнул:

– Зачем же вы приехали?

Он свернул в узкий проход между вольерами и вывел Бабкина на стену из зарешеченных ящиков, стоящих друг на друге.

– Красавцы ваши на карантине. Вот они.

В клетке на уровне глаз Бабкин увидел двух птиц изумрудного оттенка. Вблизи было видно, что прокрашены они небрежно: кое-где пробивались белые перья.

«Я их все-таки отыскал».

– Зеленкой ведь полили, варвары, – сокрушенно сказал хозяин. – Развели и полили. Я бы таких топил в зеленке, ей-богу. Теперь их и полетать-то толком не выпустишь.

– Почему?

– Хищник цветную птицу первой выцеливает. А у нас тут и коршуны, и ястребы водятся. Эти двое бедолаг теперь как мишень для них.

Сергей полез за блокнотом. «Повезло, – думал он, – все-таки повезло».

– Помните адрес, по которому вы отвозили птиц?

– Если бы! Нет у меня их адреса.

– Подождите, а как же?..

– Сами они приехали, – огорченно сказал хозяин. – Двое парней. Молодые совсем, но воспитанные, вежливые такие. Объяснили, что хотят у меня других голубей посмотреть, которые на продажу. Я уж позже допетрил, что адрес светить не хотели, поганцы.

– Машину запомнили? Марка, номер?

– Черная вроде, – он задумался. – Номер не скажу, далеко за воротами стояла. Бээмвэшка, что ли…

– А ребята? Как выглядели? Приметы характерные, хоть что-нибудь?

– Один темный, коротко стриженый такой, вроде тебя. А другой обычный. Ну, русый. Роста среднего. Лохматый такой. Руки чистые, без татушек.

Бабкин подумал, что под это описание идеально подходят они с Макаром.

– Или с татушками? – с сомнением протянул мужчина.

– Ты уж, дружище, определись!

Тот почесал нос, кинул взгляд на зеленых голубей и вдруг просветлел:

– Вспомнил! Точно, была у одного татуировка. На запястье. Я ему показывал, как голубя держать. Вот же черт, как я про нее забыл… Старею что ли…

– Татуировка какая? – перебил Сергей. Ему хватило Илюшина с его неожиданными вопросами о старости. – Рисунок?

– Нет, не рисунок. Надпись. Я еще удивился. Нынешние молодые татушки бьют без всякого смысла, не то что раньше – ну знаешь, масть там, ходки…

Бабкин кивнул, не споря.

– …а у этих где птичка, где волк, где вообще страхолюдина. Нет, я не против, только странно: вроде как собственное тело типа альбома с раскрасками…

– На парне что набито было? – вернул его Сергей к предмету разговора.

– Так я и говорю: слово! На английском.

– Ты его прочитал? Перевел?

Мужчина поднял прутик и старательно вывел на земле: «and destroy».

– Разрушение вроде? – неуверенно сказал он. – Только знаешь что, у него часть надписи закрыта была рукавом. Я только это смог разобрать.

Бабкин попросил его повторить шрифт как можно точнее, переписал два слова в блокнот и протянул хозяину свою визитку.

– Если вспомнишь что-нибудь еще, звони, – привычно попросил он.

Было ясно, что звонка не последует. Ниточка, казавшаяся прочной, как леска, обвисла порванной паутинкой. Но собеседник, уловив его разочарование, так сник, что Сергей покривил душой.

– Слушай, на самом деле ты нам очень помог, – со всей искренностью, на которую был способен, сказал он. – Большинство свидетелей вообще ничего не запоминает. А ты и парней описал, и цвет машины запомнил, и даже татуировку. Спасибо! Все бы были такими ответственными, жизнь в нашей стране была бы гораздо счастливее.

Он не возлагал больших надежд на свою детскую хитрость, но голубиный хозяин внезапно залился краской и стал похож на мальчишку, которому симпатичная девочка позволила нести свой портфель.

– Это… – промямлил он. – Да ладно… Чего уж там… У меня вообще-то памяти никакой. Веришь – о птицах все помню! Где чьи птенцы, чем болели, у кого купил. А с людьми хуже. Вот для тебя, наверное, все голуби на одно лицо. А для меня люди. Приходят жених с невестой, курлычут что-то, а я думаю: господи, я ведь вас уже видел! Пару месяцев назад! Точно такие же – масть, порода… А главное – лица! Лица-то одинаковые! У всех одинаковые, вот где беда.

Он совсем сконфузился.

«Перестарался я с похвалой», – подумал Сергей.

– Я когда в банке работал, у нас в бухгалтерии тетки взяли моду парики носить, каждую неделю разные, – сказал он. – Веришь, я чуть не свихнулся. Вообще перестал их различать. Такое чувство, будто они с волосами и лица себе меняли. Маялся-маялся, потом сообразил: одежда! Ольга Петровна все время в черном, Лариса Игнатьевна в брюках, Ниночка в идиотских жилетках. И знаешь, ничего, наладилось!

– Точно! – хозяин приободрился. – Я так же делаю. И еще знаешь, хорошая привычка – на обувь смотреть. Я целую психологическую систему разработал!

Бабкин отключился. Они уже шли к выходу, и он погрузился в размышления о тату-салонах. Даже поверхностного знания об их работе хватало, чтобы понимать: ему и за полгода не выяснить, где набивали татуировку. Может, если найти спеца, который сориентируется по шрифту…

Очнулся он, когда понял, что его провожатый закончил излагать основы своей системы и говорит о чем-то другом.

– Вот, допустим, побывали у меня эти двое, которых ты ищешь, – размеренно говорил мужчина. – Рыла у них невыразительные. Одежда спортивная, почти одинаковая. А если на обувь глянуть? Один в кожаных тапочках на босу ногу, а второй в кедах, но с широченными салатовыми шнурками! На них удавиться можно! Никогда эту моду не пойму.

– Подожди-подожди. – Бабкин остановился. – Кто был в кедах со шнурками? Красильщик голубей?

Мужчина два раза мигнул.

– Да-а-а… – неуверенно протянул он.

– Тот, который с татуировкой? Или второй?

– Татуированный!

– Точно?

Хозяин закивал.

– Я сначала не помнил ничего, а как начал тебе рассказывать, оно само и всплыло.

Динара аккуратно сдала назад, и «мицубиси» встал идеально ровно посреди гаража. Водителем она была хорошим, умелым и хладнокровным. Машину воспринимала как свою скорлупу, как продолжение личного пространства, и, выходя из нее, всегда ощущала секундную беспомощность. Словно раздели и вытолкнули навстречу толпе.

Перед коттеджем зеленели молодые яблони, посаженные ею, когда она переехала к Борису. Тогда Динара еще думала, что вокруг со временем вырастет сад. Представляла, как станет ухаживать за ним. В то время она была крепко влюблена в своего мужа и не догадывалась о своей настоящей роли в этом большом доме с вечно пустыми гостевыми комнатами. Она – трофей. Косуля, или, скажем, антилопа. Ее голова, увенчанная рогами, могла бы украшать стену над камином. Никто не советуется с оленьей головой, где лучше посадить яблони.