Она подскочила, чтобы выполнить это, заполненная благодарностью, что может передать эту странную ответственность другому.

Ограничивающие свободу стенки ракушки упали при ее прикосновении. Свенгаард спрыгнул вниз, почти упал. Ноги и руки его заплетались от долгого заключения. Он пробился к Нурсу, глаза и ум его работали, пока он двигался. Желтые пятна на коже – это была, скорее всего, иммунная реакция на пантоженичную кислоту и неудачные попытки ее подавления адреналином.

Красный треугольник фармакологического центра сиял на стене слева над скамьями. Свенгаард наклонился, поднял корчащееся тело Нурса, начал пробираться вверх к знаку входа. Человек на его руках вдруг повис неожиданно тяжелым весом смерти, никакого движения, кроме поверхностного дыхания груди.

Оптимены отступали от него, как будто он нес чуму. Внезапно кто-то над ним закричал:

– Дайте мне выйти.

Толпа обернулась. По пласмелду прогремели тяжелые шаги. Они все устремились вверх к выходам, цеплялись, лезли вверх друг на друга. Послышались визги, проклятия, хриплые крики. Это было похоже на стадо скота, в середину которого выпустили хищника.

Часть сознания Свенгаарда остановилась на женщине справа. Он прошел мимо нее. Она лежала, вытянувшись поперек двух сидений, спина ее выгнулась странным углом, рот хватал воздух, глаза устремлены в одну точку, на руках и шее кровь. Признаков дыхания не было. Он пробирался вверх мимо мужчины, который тащился вверх по скамейкам, одна нога его бездействовала, глаза устремлены на знак центра и выход, который, оказалось, был уже заполнен извивающимися телами.

Руки Свенгаарда ныли от груза. Он споткнулся, почти упал на последних двух ступенях, когда опустил тело Нурса рядом с входом в центр.

Внизу под ним он услышал голоса – Дюран и Бумур кричали, чтобы их освободили.

«Позднее», – подумал Свенгаард. Он положил руку на контроль двери фармакологического центра. Дверь не открылась. «Конечно, – подумал он, – я не оптимен». Он поднял Нурса, положил одну его руку на контроль. Двери скользнули в сторону. За ними оказались обычные полки, загруженные всякими предметами первой необходимости – пирамидины, анурины.

«Анурин и иноситол, – подумал он, – Должны противодействовать иммунной реакции».

Знакомое табло анализа занимало место справа для введения руки, а из желобов виднелись обычные иглы-вампиры. Свенгаард подергал ключи на главном желобе, открыл панель. Он проследил выходы введения анурина и иноситола, нейтрализовал другие, втиснул руку Нурса под иглы. Они нашли вены, вошли в плоть. Приборы сверху закрылись.

Свенгаард отключил встречную линию, чтобы остановить обратную связь. Снова приборы захлопнулись.

Осторожно Свенгаард освободил руку Нурса от игл, положил его во весь рост на пол. Лицо его сейчас принимало один цвет, бледно-белый, но дыхание углубилось. Веки заморгали. Тело его было холодным, липким.

«Шок», – подумал Свенгаард. Он снял свой пиджак, укрыл им Нурса, начал массировать руки, чтобы восстановить кровообращение.

Справа от него появилась Калапина, села у изголовья Нурса. Руки ее были сцеплены вместе, суставы побелели. На лице ее была странная ясность, глаза устремлены в пространство. Она почувствовала, что прошла намного большее расстояние, чем просто поднялась вверх от пола зала, притягиваемая воспоминаниями, которые нельзя было обойти. Она знала, что прошла сквозь безумие, чтобы прийти в ясную странность здравого ума.

Красный мяч Шара Обозрения попал в поле ее зрения, яйцо огромнейшей силы, которое налагало свои обязанности даже сейчас. Она думала о Нурсе, многократном партнере плотских забав. Партнер и игрушка.

– Он умрет? – спросила она. Она повернулась, чтобы наблюдать за Свенгаардом.

– Не сейчас, – сказал Свенгаард, – Но этот последний взрыв истерии… он причинил невосполнимый ущерб организму.

Он вдруг заметил, что из зала доносятся лишь бессловесные стоны и неясные команды.

– Я освободила Бумура и Дюранов и послала просьбу о большей… медицинской помощи, – сказала Калапина, – Есть много… мертвых… много травмированных.

«Мертвые, – думала она, – Какое странное слово в отношении оптимена. Мертвые… мертвые… мертвые.».

Затем она почувствовала, как необходимость привела ее в новое ощущение жизни, новый ритм. Это произошло там внизу, в нахлынувших воспоминаниях, которые тянулись все эти сорок тысяч лет. Никакие из них не покинули ее – ни один случай доброты, ни одно проявление жестокости. Она помнила все: Макса Огуда, Ситак… каждого любовника, каждую игрушку… Нурса.

Свенгаард оглянулся на шуршащий звук, увидел Бумура, приближающегося с бессознательным телом женщины на руках. На щеке и челюсти ее был синий синяк. Руки свисали, как плети.

– Можно воспользоваться этим инструментом? – спросил Бумур. В голосе его чувствовался призвук холодности Киборга, но в глазах его застыли боль и ужас.

– Вы должны управлять доской вручную, – сказал Свенгаард, – Я отключил систему требований обратной связи.

Бумур тяжело остановился и обошел вокруг него с женщиной на руках. Какой хрупкой она казалась. На шее ее упрямо пульсировала вена.

– Я должен применить расслабитель мышц до того, как мы можем поместить ее в больницу, – сказал Бумур, – Она сломала обе руки – контрамышечное напряжение.

Калапина узнала это лицо, вспомнила, как они слегка поспорили однажды по поводу мужчины – любовника.

Свенгаард перешел к правой руке Нурса, продолжая массаж. Это передвижение позволило ему увидеть центр зала и коляску. Глиссон сидел там бесстрастный, безрукий в ограничивающей его движение раковине. Сбоку от тележки лежала Лизбет, а около нее, встав на колено, склонился Гарви.

– Миссис Дюран! – сказал Свенгаард, вспомнив о своих обязанностях.

– С ней все в порядке, – сказал Бумур, – Неподвижность в последние несколько часов было самое лучшее для нее, что можно было сделать.

«Лучшее! – подумал Свенгаард, – Дюран был прав. Эти Киборги бесчувственны, как машины».

– Заставьте его молчать, – прошептал Нурс.

Свенгаард взглянул вниз на бледное лицо, увидел разрывы вен на щеках, провисшую, нечувствительную плоть. Веки Нурса заморгали, открылись.

– Оставьте его мне, – сказала Калапина.

Нурс повернул голову, попытался посмотреть на нее. Он заморгал, очевидно, в глазах у него еще все плыло. Глаза его стали слезиться.

Калапина подняла его голову, просунула туда ноги, пока он не оказался у нее на коленях. Она погладила его лоб.

– Ему это нравилось, – сказала она, – Идите и помогите другим, доктор.

– Кал, – сказал Нурс, – О, Кал… Я… у меня болит.

Почему вы помогаете им? – спросил Глиссон, – Я не понимаю вас, Бумур. Ваши действия нелогичны. Какая польза от помощи им?