с продажей ценных бумаг железнодорожных компаний. Хотя впоследствии обвинения были сняты, ему пришлось уволиться из New York Life.

Там, где теоретизирование Пьерпонта практически отсутствовало, Перкинс отличался изощренностью. Он выступал с речами и публиковал памфлеты на все возможные темы. Он был чудаком в самом загадочном банке мира. Он проповедовал евангелие промышленной кооперации, утверждая, что мелкий бизнес снижает заработную плату и тормозит технический прогресс. Не Уолл-стрит, говорил он, а паровые машины и телефоны производят тресты. "Какая разница, - провозглашал он, - между сталелитейной корпорацией США, организованной г-ном Морганом, и министерством стали, которое могло бы быть организовано правительством?" Он проводил параллель, которую не признавал Пирпонт: тресты, с их централизованным производством и распределением, являются формой частного социализма. Но в отличие от Пьерпонта, он видел, что они приобрели общественный характер, и выступал за государственное лицензирование межгосударственных компаний и расширение льгот для работников, включая разделение прибыли, социальное страхование и пенсии по старости. Это, по его словам, будет "социализм самого высокого, самого лучшего и самого идеального сорта". Хотя Тедди Рузвельт иногда задавался вопросом , не рационализировал ли Перкинс просто эгоистичную программу Моргана, между их взглядами было поразительное сходство.

То, что партнер Моргана выступал за социализм, не так уж удивительно. В конце концов, Пирпонт, начиная с его железнодорожных ассоциаций конца 1880-х годов, выступал за промышленную кооперацию, а не за конкуренцию. Ему нравился аккуратный, опрятный и подконтрольный банкирам капитализм. Дом Моргана был банкиром устоявшихся предприятий - великих систем промышленного планирования, которые предпочитали стабильность инновациям, предсказуемость экспериментам и подвергались угрозе со стороны новых компаний; поэтому банк был сильно заинтересован в сохранении статус-кво. Перкинс был не единственным в лагере Моргана, кто приветствовал движение в сторону плановой, интегрированной экономики. Позже судья Элберт Гэри из U.S. Steel, который устраивал частные обеды для фиксации цен в сталелитейной промышленности, свидетельствовал: "Я был бы очень рад, если бы у нас было какое-то место, куда мы могли бы обратиться к ответственному правительственному органу и сказать ему: "Вот наши факты и цифры, вот наша собственность, вот наша себестоимость; теперь скажите нам, что мы имеем право делать и какие цены мы имеем право устанавливать"".

Как мы увидим, смертельные атаки на дом Моргана исходили не от социалистов, а от таких разрушителей трастов, как Луис Д. Брандейс, Феликс Франкфуртер и Уильям О. Дуглас, которые выступали за мелкие экономические единицы и жесткую конкуренцию. В соответствии с этой традицией денежный трест Моргана был назван самым крупным и опасным из всех трестов. Поскольку Дом Морганов проповедовал социализм для богатых, он всегда испытывал частичную симпатию к тем, кто проповедовал его для бедных.

Еще одним аспектом взаимоотношений Пьерпонта Моргана и Тедди Рузвельта может служить дело о Панамском канале. Даже когда Рузвельт выступал против чрезмерной финансовой мощи внутри страны, он с благодарностью использовал ее за рубежом. В 1902 г. Конгресс разрешил Рузвельту выплатить 40 млн. долл. Франции, чтобы купить ее незавершенные активы на Панамском перешейке для строительства канала. Два года спустя Пьерпонт осуществил финансирование этой крупнейшей в истории сделки с недвижимостью. Он отправился во Францию, чтобы проконтролировать отгрузку золотых слитков, а остальную сумму оплатил в иностранной валюте в банке Франции. После получения платежа от США новое государство Панама, которое ТР помог отделить от Колумбии, назначило J. P. Morgan and Company своим фискальным агентом на Уолл-стрит с эксклюзивными правами на получение платежей от правительства США. Дом Моргана также занимался крупнейшими инвестициями Панамы: первыми закладными на недвижимость Нью-Йорка на сумму 6 млн. долл. Пирпонт был настолько неотъемлемой частью всей этой теневой истории с Панамским каналом, что один из биографов назвал его "пакетником Рузвельта по захвату Панамского канала".

Таким образом, в противостоянии Рузвельта и Моргана всегда присутствовала теневая игра, притворная враждебность, которая была сильнее, чем на самом деле. В ходе предвыборной кампании 1904 года банк Моргана выделил 150 тыс. долл. на переизбрание Рузвельта. В ответ на это Пирпонт получил строгую лекцию от ТР на ужине в клубе "Гридирон" в 1907 г. Президент ткнул пальцем в сторону Моргана и Генри Роджерса из Standard Oil, призывая к реформе бизнеса. "И если вы не позволите нам сделать это, - настаивал он, - те, кто придет после нас, поднимутся и приведут вас к краху". Когда ТР произнес знаменитую фразу о "злоумышленниках, обладающих огромным богатством", журналисты решили, что он посмотрел в сторону Моргана.

Тем не менее, одни из самых красноречивых отзывов о Пьерпонте исходили от самого ТР, который "был поражен его огромной силой и правдивостью. Любая подлость и мелочность были совершенно чужды его натуре". Морган был менее снисходителен. Когда Рузвельт отправился на африканское сафари, Пьерпонт заявил, что надеется, что первый же встреченный им лев выполнит свой долг.

В последние годы жизни Пьерпонт, обвешанный бандитами, с облегчением обратился к другим делам. К 1900-м годам, когда ему было уже за шестьдесят, он часто был отсутствующим боссом. Передавая по два-три раза в день инструкции на Уолл-стрит из мест отдыха, он никогда не ослаблял своей хватки. Он был беспокойным, неудовлетворенным человеком. Он не злорадствовал по поводу огромных сумм, заработанных им, и не представлял себе, как он подсчитывает свои активы глубокой ночью. Он никогда не принимал бизнес за всю жизнь. Его настоящими страстями и соблазнами были женщины, искусство и религия.

Пьерпонт старался пресекать сплетни в прессе о своих выходках, но отчуждение Морганов не было секретом. У мужа и жены было мало общего, и Фанни оставалась в стороне от светских забот, которые требовались от жены знаменитого человека. На фотографии 1902 года она по-прежнему выглядит высокой, утонченной и красивой, с волнистыми волосами. Однако она была хрупкой и болезненной, и иногда у нее не хватало сил на путешествия. К началу 1900-х гг. она стала довольно глухой и пользовалась огромной слуховой трубой; она была полуинвалидом и ела одна наверху, когда семья собиралась на воскресный завтрак.

Несмотря на напряженные отношения между Пьерпонтом и Фанни, Морганы были ориентированы на семью. В 1904 году Пьерпонт купил Джеку большой викторианский дом из коричневого камня на углу Мэдисон-авеню и Тридцать седьмой улицы, почти близнец его собственного. Неожиданно светлый и просторный внутри, он состоял из сорока пяти комнат, двадцати двух каминов и дюжины ванных комнат. Снеся соседний дом, Джек и его отец жили как соседи, с общим садом между ними, с 1905 года до смерти Пьерпонта в 1913 году.

Джек продолжал заниматься эмоциональной акробатикой, поддерживая упадок духа матери и сохраняя