– Простите, сенатор, но боюсь, что не понял вас. Вы за легализацию, но остановили бы распространение, если бы смогли?

– Именно так. Что тут непонятного?

Мэнни опустил глаза, изобразив на лице немного виноватую улыбку.

– День сегодня у меня был слишком длинный, наверное, усталость дает о себе знать.

– Понимаете, мистер Ривера, все уже вышло из-под контроля. – Сенатор направил трубку в его сторону; конец чубука влажно поблескивал. – Дело сделано, и никто не волен это отменить. Как в начале атомного века. Нельзя запихнуть все обратно в ящик и пообещать Пандоре прийти попозже, когда мы созреем, так сказать… – Сенатор пожал плечами, – в моральном отношении, как принято было говорить прежде. Поэтому, если уж нельзя изменить непоправимое, то лучше поставить его под более четкий контроль.

Все уже вышло из-под контроля. Эта мысль будто озвучилась гнусавым голоском Джослин. Мэнни моргнул. Неужели сенатор действительно использовал выражение «в моральном отношении»?

– Именно это я и собираюсь говорить своим более норовистым коллегам, по крайней мере, – продолжал сенатор. – Не удивлюсь, если этот аргумент склонит их в вашу пользу. Чудная идея: отложить использование до достижения моральной зрелости, не правда ли? – Он рассмеялся. – У всех делаются такие лица, когда я употребляю это слово – мораль. У него на редкость плохой имидж, в основном благодаря деятельности ряда групп, что за последние несколько десятков лет пытались всеми правдами и неправдами продавить угодные им решения. – Он еще раз затянулся и помолчал немного, задержав дым в легких. – Но конфессия, к которой я принадлежал с самого детства, воспитала меня на таких принципах: не пользоваться ничем, пока не обретешь достаточно четкой моральной ответственности. Это казалось чертовски верной идеей. Но позже выяснилось, что, с точки зрения церкви, нашей ответственности хватает лишь на самые примитивные вещи.

Мэнни сжал челюсти, чтобы не зевнуть, и поглядел на дверь, ведущую в туалет. Все еще закрыта. Видимо, не он один тут крутится на заемном запасе энергии.

– Очевидно, полезнее было бы оказаться достаточно, гм – аморальным, чтобы манипулировать самому, вместо того чтобы дозволять манипулировать собой. – Сенатор достал инструмент для прочистки трубки и поковырял им в чашечке. – Значит, «Диверсификация» обеспечит транспорт, проживание и прочее необходимое?

Мэнни кивнул. Все они по-разному выражали свои просьбы. Некоторым это не очень легко давалось, другие всячески старались показать, что ими движут наилучшие мотивы, самые логичные доводы и искреннее желание разобраться получше в происходящем. По мнению Мэнни, однако, конверт с деньгами всегда одинаков – вне зависимости, кому он дается, сенатору или хакеру. Но если кому-то нужны были ритуалы, он с готовностью их выполнял.

Дверь туалета открылась и оттуда вышла, покачиваясь на высоких каблуках, одна из представительниц Комиссии, на лице которой читалось явное облегчение. Мэнни слегка поклонился сенатору.

– Простите.

Он еле сдержался, чтобы не ринуться в туалетную комнату бегом и не захлопнуть, а только прикрыть за собой дверь. Пять минут он возился с ингалятором и еще пять приходил в себя, готовясь к следующему раунду.

Снаружи его поджидал Ударник.

Предполагалось, что ей бы уже пора обвыкнуться.

Предполагалось, что она должна была принять к сведению все сказанное Ударником, оставить Марка в покое, делать видео и надеяться на лучшее. Надеяться на лучшее. Болтовня хренова. Пообщаться с Ударником больше не удавалось: он постоянно был недоступен, совещался с Риверой при закрытых дверях, был занят, занят и снова занят, а Марку она не могла задать никаких вопросов, потому что его опять куда-то увезли.

Сама виновата. Не стоило откровенничать с Ударником. Он тут же пошел к Ривере, и по мановению корпоративной волшебной палочки единственный человек, который мог бы ответить на все ее вопросы, исчез.

Но она все равно искала Марка, на тот случай, если он специально избегал встречи с ней, чтобы не получить взбучку. За последние несколько лет поиски Марка стали для нее образом жизни. Собственно, ничего больше она толком не умела – только искать Марка и делать видео, хотя и видео почему-то в его отсутствие делать становилось труднее.

«Да гори оно все синим пламенем», – думала она, бродя по бульварам, по клубам, хотя бы раз за вечер заезжая на Мимозу и всматриваясь в толпы тусовщиков. На кой ей это сдалось, пусть Марк сам подойдет и поведает, что, по его мнению, ей следует знать. За двадцать лет она имела право, в конце концов, просто устать. Но, думая так, она все равно продолжала поиски.

– Не, не видала его, – сказала маленькая барабанщица группы «Шею в петлю», пристукивая палочками по столу. Вечер был ничем не выдающимся в долгой череде таких же в безымянном голливудском барчике, старавшемся продержаться за счет живой музыки на фоне видеостены. На крошечном танцевальном пятачке – не протолкнуться от девиц, всяческих позеров и видиотов, испытавших вдруг импульсивное желание оторваться от экрана и куда-то выбраться; парочка ребят с мини-видеокамерами стремились отснять материал, чтобы потом кустарно смонтировать его на каком-нибудь самопальном железе. А после с жадностью созерцать свое творение на одном из общественных каналов, которые почти никто не смотрит.

Маленькую барабанщицу звали Флавия Нечто. Одевалась она как пещерная женщина с талонов на льготную покупку продуктов и никуда без своих палочек не ходила. Будто сами собой, они отбили целую серию различных ритмов, нимало не сбиваясь на звучавший со сцены. Все мелодии «Шею в петлю» строились на задаваемом барабанщицей ритме.

– Когда снимешь нас снова? – спросила Флавия. – Приезжай к нам, снимать видео на нашей территории. Пусть на это уйдет сколько угодно времени, но давай договоримся – ты с нами работаешь, о’кей?

– А я думала, вы договорились с Марком, – сказала Джина, отпивая большой глоток из стоящей перед ней бутылки «Страны лотоса». Стоило поставить бутылку, как Флавия побарабанила и по ней, а потом еще раз – словно наслаждаясь извлекаемым звуком. Можно подумать, она что-то слышала за грохотом трэша.

– Я ж говорила, что не видела его. Не могу сниматься на видео с человеком-невидимкой. – Флавия с несколько преувеличенной энергией мотнула головой, причем ее палочки ни на секунду не останавливались. Не так давно Флавия уложила Марка в постель, с собой и со всеми своими палочками. Джина это помнила, и Флавия помнила, а вот Марк – нет.

Паренек в какой-то рвани и пластиковой накидке кинулся вниз на толпу танцующих – приемчик с бородой. Хриплоголосый вокалист группы еще и дал ему сзади пинка. Паренек рывками погрузился в толпу танцующих и вновь был выброшен на поверхность, после чего задергался там как разозленный кенгуру. На лбу юнца красовался отпечаток чьего-то каблука.