Я надеваю домашнюю рубашку, и меньше чем через минуту Антонио возвращается в гостиную с двумя людьми. Они останавливаются. У вошедшей женщины – угловатое лицо, похожее на кубик Рубика и лишенное макияжа. Уши посажены очень низко, как будто бы они сползли, растаяли. Она улыбается мне, но я знаю, что в этой улыбке нет тепла. Она формальна, что-то вроде: «Ну, я в вашем доме, поэтому надо хотя бы казаться вежливой». Мужчина рядом с ней крупный и непропорциональный практически по всем параметрам. И мне сразу становится понятно, что они из полиции.

– Добрый вечер, доктор Харринфорд. Я детектив Форестер, а это – детектив МакГуайр. Мы должны задать вам пару вопросов о вашей сестре, Элеанор Харринфорд.

Я осматриваю комнату и провожу анализ, как она выглядит. Начнем с бутылки вина на столе, которую по форме легко спутать с шампанским. Два пустых стакана. Беззвучным фоном сменяются картинки на телевизоре, а у меня, очевидно, вид человека, у которого недавно был секс. Счастливая пара, нет проблем. Но это полиция, и они хотят расспросить меня о сестре. Это значит, что они, вероятно, знают, что мои родители только что умерли. Следовательно, они, вероятно, знают и то, что мне светит большой куш. Возможно, их вызвала Элли, и меня вдруг охватывает страх, и он не приводит меня в восторг: все это напоминает празднование.

– Хорошо. Чем мы можем помочь? – Тут же вступается Антонио. Приятно, что попытался, но что он может сделать в этой ситуации? Он никогда даже не видел Элли.

– Что с моей сестрой? – спрашиваю я несколько устало. Я произношу это будничным тоном, тоном родителя неуправляемого ребенка, который привык к визитам полицейских. «Ох, что там натворила наша Элеанор на этот раз? В какую передрягу попала? Проткнула карандашом руку маленькой девочки? Батюшки, ну и проказница».

– Ваша сестра объявлена пропавшей, и мы сотрудничаем с Эдинбургом, чтобы выяснить ее местоположение. Последний раз ее видели два дня назад в Хортоне, деревне, где она живет. Других случаев не было зарегистрировано, ни в деревне, ни в городах неподалеку. Она не была и дома. – Детектив МакГуайр еще даже не говорил, но он рассматривает детали вокруг. Нет ни семейных фотографий, ни безделушек на комодах. Книги или на медицинскую тематику, или какие-то нездоровые. Анестезия. Карманный справочник по анестезии. Обезболивание. Могилы для живых: практика захоронения в Андах. Фармакологический успех! Убийства ради компании. Такими темпами у меня отыщется и пособие о том, как убивать и прятать тело.

– Но вы не просто полицейские, проводящие обыск. Вы в штатском, – говорю я, зная, что атмосфера накалилась и без того. Мысли носятся в моей голове, и практически при любом раскладе я не в лучшем свете.

– Полицейские в форме тоже проводят обыски сейчас, доктор Харринфорд. Можете не сомневаться. Но вы правы, мы из CID, отдела уголовных расследований. – Антонио делает то, что делает: переминается с ноги на ногу, думая, что это выглядит непринужденно, но он делает так, только когда нервничает. – Последний раз вашу сестру видел владелец трактира… – Она прерывается, листает черный блокнот. – «Зачарованный лебедь». Она бежала по кладбищу поздно ночью под дождем. С тех пор ее не видели. Учитывая то, что произошло на прошлой неделе, мы пытаемся представить схему ее передвижений. Есть совершенно неподтвержденные сообщения о проблемах с психикой, так что мы бы назвали ее уязвимым человеком. – Почти рассмеявшись, я вовремя остановила себя. Кажется, скрыла это, но боюсь, глаз копа ничего не упустит. – Вы что-то находите смешным, доктор Харринфорд?

– Простите, я не хотела смеяться. Просто… Я никогда не слышала, чтобы об Элли кто-то отзывался как об уязвимом человеке. – Я беру себя в руки, натягиваю плед повыше. Были бы на мне хотя бы трусики. – Обычно как раз наоборот. Так чем я могу помочь?

Детектив МакГуайр перехватывает эстафету. Он делает шаг вперед с такой легкостью, как будто бы они это репетировали:

– Мы понимаем, что не так давно ваша семья столкнулась с утратами.

– Может быть, я поставлю чайник? – прерывает Антонио. Разговор прерван его словами, это сравнимо с молнией, сверкнувшей на небе. Гром последует только через секунду.

– С молоком, без сахара, – говорит детектив Форестер.

– То же самое. Спасибо. – МакГуайр поворачивается ко мне и сцепляет руки. – В тяжелые времена все существующие проблемы усугубляются. Мы понимаем, что вы только что потеряли обоих родителей. Наши соболезнования.

– Спасибо, – отвечаю я довольно холодно. Я должна пытаться выглядеть несчастной, как будто мне сейчас непросто, но кажется, некоторые реакции уже слишком хорошо отточены, чтобы изменять их по желанию.

– Я уверен, вам непросто, но хочу спросить насчет вашей матери. Какова была причина ее смерти? – продолжает он.

– Думаю, рак.

– Вы не знаете, как умерла ваша мать? – вставляет детектив Форестер, косо взглянув в мою сторону.

Я делаю паузу, сглатываю.

– Я верю, что это был рак, но не видела медицинского заключения и не говорила с доктором.

Детектив Форестер осматривает книги, встает и расхаживает после того, как обратила внимание на мое безразличие. Она достает «Фармакологический успех!» и листает страницы.

– Вы же сама доктор, не так ли? – Я киваю. – Вам не было интересно? – Она ставит книгу обратно и смотрит по сторонам, на отсутствие личных вещей. – Давайте взглянем на это так. Если кто-то из моей семьи будет замешан в преступлении, я захочу узнать, что произошло. Узнать детали, какие факты уже известны, какие гипотезы выдвинуты. Потому что так работает мой мозг. Моя работа – быть любопытной. Подозревать. – Она вытягивает «Убийства ради компании», биографию серийного убийцы Денниса Нильсена, человека, который хранил тела своих жертв, чтобы ему было не так одиноко. Без единой эмоции на лице ставит ее обратно. – Я бы предположила, что вам, как врачу, должно быть интересно узнать, от чего умерла ваша родная мать.

Я заправляю волосы за уши и смахиваю челку с глаз. Антонио возвращается в комнату с подносом чая. Я тянусь за своим, крепко придерживая плед.

– У нас были не очень хорошие отношения, – предлагаю ответ я. – Их нельзя назвать нормальными отношениями матери и дочери.

– Да, мы понимаем, вас удочерила тетя.

– Нет, не удочеряла. Я просто жила с ней.

– Почему?

– Почему не удочерила или почему я жила с ней?

– И то, и то, – говорит детектив Форестер.

– Я не знаю. – Антонио садится рядом со мной, берет мою руку в свою. – Я стала жить с ней с возраста трех лет. Никто никогда не объяснял мне конкретных причин.

– И вы никогда не спрашивали? – Я пожимаю плечами, показывая таким образом, что у меня нет ответа на этот вопрос. – Вы не слишком-то любопытны, не так ли? Мы уже говорили с вашей тетей. Она сказала, что ваша мать не могла справиться с двумя детьми, что это было тяжело для нее. Предполагаю, сейчас это называется послеродовая депрессия. – Антонио гладит мою руку, радуясь, что теперь знает правду. Но я-то знаю, какая это ахинея. Чушь собачья, в которую до сих пор рада верить тетя Джемайма. Интересно, они хоть понимают, что тетя Джемайма не приезжала на похороны, но я не спрашиваю, будучи уверена, что этот вопрос только подбросит дров в огонь подозрений.