Не теряя времени, Дима перевел машину в набор высоты, выжимая из маломощного движка последние остатки лошадиных сил. Если противник налетит на него сверху, шансов выжить будет немного. Аламейские аэропланы тоже разомкнули строй и сразу же скрылись из виду – перед ним было сейчас только небо, украшенное узкими полосками высоких перистых облаков. Свистит в крыльях ветер, натужно стонет движок, поднимая аэроплан все выше и выше. Повернув голову, Дима разглядел вдалеке зависшую над линией горизонта крошечную, как букашка, точку. Свой? Чужой? Отсюда и не разглядеть. Выполнив короткий разворот, он направил машину в сторону неизвестного самолета.

Под горку «Хорнер» летел куда охотнее, чем полз ввысь. Далекая точка приближалась, постепенно обретая форму, и вскоре Дима уже смог разглядеть короткий и узкий фюзеляж, заканчивающийся квадратным стабилизатором, расположенный позади кабины толкающий винт и большие синие круги на сдвоенных крыльях. Вражеский биплан нырнул, набирая скорость, а затем задрал нос вверх, уходя левее, навстречу ползущим над землей бомбардировщикам. Расположенный на его носу пулемет изрыгнул отрывистую очередь. Дима попытался повторить маневр, но тугой поток ветра сдерживал его легкую машину, не позволяя выполнить быстрый разворот, – вражеский аэроплан все время оставался в стороне, за пределами линии огня.

Противник выпустил еще несколько коротких очередей, вильнул вправо и вновь устремился в зенит. Благодаря тому, что пропеллер аламейского самолета конструкторы направили назад, его курсовое орудие не было оборудовано сложным и капризным механизмом синхронизации и потому значительно превосходило пулемет «Хорнера» в скорострельности, в чем Дима смог тут же убедиться на практике. Аламейский аэроплан мелькнул у него перед носом, Дима надавил гашетку, и «Гочкис» застучал, словно швейная машинка, лениво отсчитывая пули, однако очередь ушла в молоко – цель уже метнулась влево и вниз, совершенно пропав из виду.

Выровняв самолет – благодаря выведенным на максимум оборотам он все время стремился задрать нос, – Дима огляделся по сторонам: если кто-то сумеет зайти ему в хвост, быть беде. Позади, на отдалении в пару сотен метров, почти отвесно падал другой аламейский биплан, его преследовал «Хорнер» с черными ромбами на крыльях, у дульного среза пулемета, закрепленного на капоте сурганского аэроплана, трепыхался золотистый огонек. Выстрелов Дима не слышал – все звуки заглушало натужное гудение мотора и свист ветра. Спикировав к самой земле, аламеец ловко перевел машину в горизонтальный полет, а потом с головокружительным креном бросил свой биплан в сторону и, оторвавшись от повисшего позади «Хорнера», вновь взмыл к облакам.

Снизу и справа промелькнула темная тень. Резко отдав ручку от себя, Дима удивился, насколько легко послушалась машина. Перегрузка вытолкнула его из кресла, он буквально повис на ремне, в животе образовалась пустота, а самолет, казалось, вырвался из рук, его словно тянуло к земле мощным невидимым магнитом. Горизонт стремительно уплыл вверх, затем наклонился, когда Дима заложил разворот с глубоким креном. Теперь нужно тянуть рукоять управления на себя. Невидимая сила швырнула его назад на сиденье, навалилась на плечи, по крылу слева пополз золотистый солнечный прямоугольник.

Аламейский биплан – тот же самый или уже другой – шел над перелеском, намереваясь атаковать строй бомбардировщиков снизу, со стороны не защищенного пулеметным гнездом брюха. Дима нагонял его сзади. Зенитчики на земле уже прекратили огонь, опасаясь попасть по своим, потому их можно было не опасаться. Как только двукрылый силуэт оказался прямо по курсу его полета, Дима снова нажал на гашетку: пулемет дернулся, выпустив короткую очередь, но капризный ветер тут же внес свои коррективы, чуть развернув аэроплан по курсу. Попал он или не попал, было совершенно не понять. Выправив машину, Дима вновь открыл огонь: биплан «плавал» в поле его зрения, смещаясь то выше, то ниже, потому ни о какой кучности стрельбы не могло быть и речи – если несколько пуль и достигли своей цели, то скорее в силу чистой случайности. Впереди показались громоздкие фюзеляжи бомбовозов, их густое пчелиное гудение, кажется, заставляло воздух вокруг вибрировать и дрожать. На всякий случай Дима убрал ладонь с пулеметной ручки, опасаясь случайно выстрелить по дружественному самолету, а вот аламеец решил не стесняться: его курсовой пулемет затарахтел, выпуская длинную очередь в направлении ближайшего бомбардировщика, а потом, качнув крыльями, аэроплан резко ушел вверх.

Дима пронесся над самым крылом бомбовоза – настолько близко, что смог даже разглядеть ребристую поверхность обшивки и тонкие нити управляющих элеронами тросов, – и вновь потянул ручку на себя, преследуя уходящего противника. Снова навалившаяся тяжесть вдавливает в кресло, затылок словно заполнили жидким свинцом. Крен влево – горизонт, взбесившись, вздымается под немыслимым углом, ветер бьет в лицо, потяжелевшую голову клонит к самому плечу. Вот он, биплан, маячит впереди, солнечные блики поблескивают на лакированной перкали. Короткая очередь: пули вроде бы ушли в правильном направлении, но не оказали на врага никакого видимого воздействия, да и ветер все время утягивает легкий самолет куда-то в сторону. Нужно, наверное, выбирать угол упреждения побольше.

Аламеец выставляет свою машину почти вертикально, Дима по инерции проскакивает вперед, и теперь вражеский аэроплан оказывается у него за спиной. Снова вверх – насколько хватает сил у слабого, задыхающегося уже движка. Перегрузка давит на грудь, точно гранитная плита. Преследователь не теряет времени даром, справа и слева с шипением разрывают воздух трассы пулеметных выстрелов. Еще немного, капот почти вертикально смотрит в зенит, двигатель уже не стонет – завывает, захлебываясь холодным воздухом. Теперь чуть сбавить обороты, дать мотору передохнуть – «Хорнер» почти замер в небе, представляя сейчас собой прекрасную мишень. А вот теперь педаль до упора в пол, она идет на удивление легко, ведь самолет никуда не летит, нет сопротивления встречного потока. Мгновение помедлив, аэроплан лениво валится набок, опускает капот вниз, понемногу набирая скорость. Снова приятно щекочет под ребрами, земля – бурое и складчатое покрывало – приближается, накатывает, разворачиваясь от края до края. Аламеец потерялся где-то в небе, отстал. Ну и славно.

Глянув чуть в сторону, Дима увидел другой аламейский аэроплан, поливающий огнем строй сурганских бомбовозов. На хвосте у него болтается «Хорнер», плюется короткими очередями, да и пулеметчик в кормовой турели бомбера не сидит без дела, сопровождает истребитель стволом, лента рывками втягивается в ствол его пулемета. Внезапно сурганский триплан – Лоттер это или Алекс, не разобрать, – прекращает огонь, летит некоторое время беспомощно вперед, затем пилот вскидывает растопыренную пятерню – «выхожу из боя», – и машина, качнувшись, отваливает в сторону. Видать, снова порвался ремень синхронизатора, и пулемет предательски заклинило. Капризная конструкция, ненадежная.

Стараясь не упустить биплан из виду, Дима бросил машину наперерез бомбардировщикам, разворачиваясь вслед уходящему аламейцу. Только бы сурганский стрелок по ошибке не всадил ему очередь под хвост: расстояние маленькое, попасть можно почти не целясь. Нет, пронесло: пулемет в хвостовом гнезде бомбардировщика затих, а вот биплан впереди начал маневрировать, сбивая наводку. «Тах-тах-тах-тах, – застучал Димин пулемет, – тах-тах-тах». Ревет двигатель, свистят пули. Вроде бы попал. Или нет? Аламеец уводит машину чуть выше, потом ниже, ни единой секунды не оставаясь прямо по курсу, вот, завалившись набок, начинает разворачиваться вправо, спасаясь от преследования. Вновь земля оказывается где-то сбоку, к позвоночнику словно кто-то привязал веревку, с усилием тянет назад и вниз. Блеклые перышки облаков плывут в сторону, и кажется, будто это ты стоишь на месте, а окружающий мир, словно в диковинном иллюзионе, вращается вокруг, ускоряя бег. Взгляд сосредоточен на крылатой цели впереди, окружающее пространство перестает существовать. Очередь, еще одна. Подобраться бы ближе, но нет, не получится: биплан маневреннее, у него имеется преимущество на виражах. Снова короткая серия выстрелов. Вроде бы есть попадание, из-под брюха аламейского аэроплана потянулась было тонкая ниточка дыма, но тут же исчезла, и он уверенно начал набирать высоту. Сколько же, черт возьми, ему надо? Все же гоняться в небе за маленьким юрким самолетиком, да еще и умудриться попасть в него, – задача не из простых.