и «малого рога», то есть антихриста. В отличие от деятелей Контрреформации многие диспенсационалисты зачастую рассматривают все эти события как предстоящие уже в ближайшем будущем и даже пытаются составить своего рода эсхатологические сценарии будущих событий. Наиболее ярким примером такого рода литературы является книга Хэла Линдси «Последняя планета Земля» (The Late, Great Planet Earth)[314]. Он отождествляет с восстановленной Римской империей Европейское экономическое сообщество, во время публикации его книги (1970) состоявшее из шести европейских государств, а антихриста видит в его будущем лидере, фигуре, аналогичной Гитлеру. Подобная разновидность футуристского комментирования, таким образом, имеет нечто общее с историцистским подходом, однако она заимствует из него как раз его наиболее слабую сторону – попытки предсказания будущих событий, которые в большинстве случаев оказываются неудачными.

Критика футуристских концепций, выдвинутых диспенсационалистами, безусловно, должна в первую очередь строиться на основании критики диспенсационалисткого богословия вообще. Эта большая тема увела бы нас далеко от рассмотрения пророчеств книги Даниила. В данном случае мы обратим внимание только на наиболее спорные идеи диспенсационалистов, относящиеся к толкованию книги Даниила. Их толкование, идентифицирующее «малый рог» с будущим антихристом, предполагает, что символизируемая четвертым зверем Римская империя в той или форме все еще продолжает свое существование. Доказать этот факт, разумеется, достаточно затруднительно. Так, Р. Калвер указывает, что «расширяющийся Западный мир сегодня все еще несет печать своего римского происхождения. Он отчетливо римский по своему характеру»; затем он добавляет, что «то, что римская власть в конце проявится более активным образом и старая столица в Риме может быть когда-нибудь восстановлена, кажется вполне возможным. Но, с точки зрения пророчества, это будет не воскресение чего-то погибшего, а усиление того, что живет и сейчас»[315]. Таким образом, футуристы вынуждены в той или иной мере констатировать римское происхождение современной западной цивилизации и фактически до бесконечности удлинять продолжительность существования Римской империи. Подобная гипотеза могла бы быть актуальна еще в начале XX века, однако в наше время она выглядит совершенно неубедительной – нет никаких разумных оснований для того, чтобы прослеживать какую-либо политическую преемственность между Римской империей и современными демократическими государствами Европы. Культурная преемственность в данном случае не является достаточным основанием для их идентификации с Римом – очевидно, что, например, древнегреческая культура оказала на европейскую цивилизацию не менее серьезное влияние, чем римская.

Говоря о претеристских и футуристских толкованиях, составленных консервативными исследователями, следует отметить еще одну их конкретную слабость. И претеристы, и футуристы склонны однозначно принимать мессианское толкование фигуры Сына Человеческого, отождествляя его с Мессией и, более конкретно, с Иисусом Христом. В значительной мере все последующие идеи указанных авторов строятся именно на этом положении. Но, как мы уже показали выше, мессианское толкование, скорее всего, не имеет оснований в книге Даниила. Примечательно, что даже более поздняя церковная традиция далеко не единодушна в принятии подобного толкования, и сирийские авторы, читавшие Дан 7 в арамейском оригинале и унаследовавшие от сирийских евреев аутентичную традицию толкования книги Даниила, отождествляли Сына Человеческого в первую очередь с «народом святых Всевышнего», то есть с еврейским народом. Исходя из этого мы можем заключить, что позиции постоянно полемизирующих между собой претеристов и футуристов, основанные на западной традиции толкования, построены на очень зыбком фундаменте: вся их аргументация по сути теряет смысл при обращении к аутентичному толкованию книги Даниила.

Позиции либеральных комментаторов с одной стороны представляются более сильными и убедительными, чем у консервативных ученых. Они следуют оригинальному толкованию книги Даниила, полагая, что все описанное в ней связано с событиями II века до н.э. и гонениями Антиоха Епифана. Так, Дж. Голдингэй считает исполнением пророчеств книги Даниила победу Маккавеев над Антиохом Епифаном и восстановление храмового культа и независимости Иудеи. Этот подход фактически является повторением толкований, характерных для сирийской экзегетической традиции. Его сильной стороной является историческая корректность и опора на авторское понимание книги Даниила. Однако эти достоинства определяют и присущие ему недостатки. Он идентифицирует смысл Священного Писания с оригинальным смыслом, вложенным в него человеческим автором, игнорирует вопрос о содержащемся в Писании sensus plenior и, в конечном счете, банализирует смысл книги Даниила, сводя его к предсказанию некоторых событий древней истории и ряду моральных уроков для современного читателя. Знание авторского понимания книги Даниила, безусловно, необходимо для ее правильного толкования, однако оно является только одной из составляющих смысла книги Даниила, несомненно намного превосходящего знания ее человеческого автора.

По нашему мнению, выходом на правильный путь богословского толкования книги Даниила должно стать возвращение к историцистскому подходу. Сторонниками историцистской концепции толкования пророческих книг были многие христианские и иудейские богословы Средневековья и Нового времени: Моисей Маймонид, Раши, Иоахим Флорский, Николай Лирский, Мартин Лютер. Комментаторы-историцисты видели в пророческих книгах изображение последовательного развертывания исторических событий, которые должны быть расшифрованы экзегетом. Очевидно, что именно эта методология является наиболее уместным способом толкования книги Даниила. Практически все видения книги Даниила представляют собой развернутые аллегорические изображения различных исторических событий. Таковы видение гигантской статуи, явившейся во сне Навуходоносору (Дан 2), четырех животных, выходящих из моря, и Сына Человеческого (Дан 7), барана и козла (Дан 8). В Дан 9 и Дан 11–12 мы находим почти что прямое изложение исторических событий лишь в слегка завуалированной форме. Очевидно, что сам характер повествования книги Даниила делает оправданным применение именно историцистского подхода к ее толкованию.

Историцистский подход к толкованию библейских пророчеств выглядит более уместным, чем претеристский и футуристский, и с чисто богословской точки зрения. Претеристы и футуристы полагают, что библейские пророчества сообщают нам о двух кратких исторических периодах – событиях иудейской войны или временах пришествия антихриста. По мнению историцистов, апокалиптические пророчества охватывают всю мировую историю, начиная от ветхозаветной эпохи до наступления эсхатологических событий. Очевидно, что в этом случае мы действительно можем говорить как о постоянном контроле свыше над всем ходом мировой истории, так и о вневременной актуальности библейских пророчеств, которые могут служить источником знания и вдохновения для всех поколений верующих. Напротив, претеризм ограничивает исполнение библейских пророчеств событиями I века н.э., после которых Бог фактически перестает действовать в мировом историческом процессе. Почти то же самое можно сказать о богословах-футуристах, с той разницей, что, по их мнению, «священная история» возобновится в последние три с половиной года существования человечества. Кроме всего прочего, оба указанных подхода лишают библейские пророчества всякой актуальности – либо они повествуют о событиях отдаленного прошлого, в настоящее время представляющих только исторический интерес, либо касаются того, что когда-либо произойдет в будущем, возможно столь отдаленном, что всерьез рассуждать о нем не имеет никакого смысла.

Историцистский подход