может грозить. Так что давай-давай, — включаю воду и из дозатора наливаю немного мыла в ладонь. — Чего стоишь? Мой. Я должен убедиться, что ты помыла.

Маша закатывает глаза и подходит к раковине.

— Я бы и без тебя справилась.

— Ну-ну. Как с муравьями?

— Ну может хватит уже об этом?! — тут же вспыхивает и заводится. — Клянусь, если ты ещё раз напомнишь…

Я резко тяну Машу к раковине и сую её руки под кран, затем начинаю намыливать.

— Пока ты тут нагундишься, вся еда остынет.

— Мы бы уже ели, если бы не твой мой-руки-с-мылом фетишь!

В какой-то момент, когда мою Машин руки под струёй тёплой воды, ловлю её взгляд в отражении в зеркале напротив. Она смотрит пристально, затем прикусывает нижнюю губы и опускает взгляд. На её щеках и шее выступают красные пятна. Мой взгляд невольно фиксирует эти пятна, стекает к её плечам, затем к груди. Я снова вспоминаю вчерашний день и как прижимал Машу к стене в ванной. И её грудь я помню отчётливо — маленькая, упругая, с розовыми сосками.

— Всё, достаточно… Они… уже чистые… — Маша выдергивает руки и отпрыгивает от меня. Напарывается бедром на крючок для полотенец в стене и громко взвизгивает.

— Ай!

От её крика у меня мозги немного на место встают. О чём я, твою мать, думаю, стоя в общественном туалете? О сосках этой девчонки?

Кретин, ты Бурый. Просто кретин! И чем я в таком случае лучше её пристарелого Кирюши, который на старости лет запал на малолетку? Она же, как третий ребёнок — такая же бедовая, как Тася.

Только мысли у меня какого-то чёрта совсем не детские по отношению к ней мелькают…

— Марья Алексевна, опять ваша пятая точка пострадала. И как после этого о ней не говорить? — заполняю тишину очередным бредом, выключаю кран и страхиваю с рук воду.

— Это не смешно! Мне, между прочим, больно! — Маша трёт бедро, недовольно надув губы. — Это ты во всём виноват. Надо было тебе обязательно руки мыть. Синяк теперь будет!

— Зато глистов не будет, — подмигиваю и распахиваю дверь туалета.

Когда возвращаемся к столику, девочки с Андреем уже во всю едят.

— Ну вы долгие, конечно. Мы уже подумали, что вы там утонули.

— В унитазе, — смеётся Тася.

— От Маши и такое можно ожидать, — усмехаюсь, за что тут же ловлю суровый взгляд бедовой.

Не знаю почему меня так торкает её поддевать. Я уже сам себя с ней веду как малолетка в стадии спермотаксикоза. Не хватало только начать за косички её дёргать. Мда… совсем ты Бурый крышей поехал. Надо чинить быстрее её машину и отправлять отсюда к чёртовой бабушке, пока это всё дерьмово не закончилось…

Не знаю какого лешего я так тяну с ремонтом. Вместо того, чтобы заняться тачкой девчонки, всё время на какую-то мелкую хрень отвлекаюсь. Даже в Катиной машине полез ковыряться, хотя и ослу понятно, что максимум что там требуется — это масло заменить.

Мы усаживаемся за стол. На этот раз девочки пересели к Андрею. Так что Маша садится рядом со мной. Сначала тушуется и нервно передергивает плечами, так что приходится чуть надавить ей на плечи.

— Что такое, Марья Алексевна? Боитесь, что с такого ракурса неудобно будет мои конечности пинать?

— Зато удобно будет вылить тебе что-нибудь горячее на голову, — фыркает и плюхается на диван рядом.

— Маш, я твой фанат, — ржёт Андрей. — Мало кто может так долго с моим братом словесные баталии вести.

— Спасибо, — улыбается Маша, разрезая стейк. — Но я бы предпочла с тобой танцевать.

— Можем ещё вечерком сюда приехать. Костями подрыгать.

— Как точно сказал про кости. Вы как раз оба костлявые. Будет, чем громыхать.

— Ну у нас хотя бы мозг мышцами не заплыл, — лыбится Андрей и подмигивает Маше, которая тут же начинает весело смеяться.

Ух ты ж, какая идиллия и взаимопонимание.

"Хорош, Бурый. Притормози. Сейчас перегнешь, как тогда с блеском для губ в доме".

— А ты тётю Катю на драндулете потанцевать позови. Наверняка она не такая костлявая, — шипит Маша, выговаривая слово "костлявая" по слогам.

— Ага. И не такая бедовая. Её хотя бы не страшно одну в туалет отпускать. И муравьёв из трусов она, если что, сама вытряхнет.

Маша вдруг резко бросает вилку на тарелку и поднимается из-за стола.

— Ну всё… С меня довольно… Пойду воздухом подышу! — рявкает и направляется к вешалке с курткой.

— Маш, подожди, ты чего? Даже не доела, — кричит ей Андрей.

— Аппетит пропал… Девочки, как покушаете, выходите ко мне.

Накинув куртку, Маша направляется к выходу из кафе, гордо вздёрнув подбородок. Я смотрю ей вслед, чувствуя на себе недовольный взгляд Андрея.

— Какой чёрт в тебя вселился?

Не чёрт. А отрава по имени Маша.

И кажется на этот раз, я реально перегнул…

Глава 21

Маша

Громкий грохот вырывает меня из пелены сна. Резко подскакиваю на постели и хаотично оглядываюсь по сторонам, потому что не сразу соображаю, где нахожусь.

Снова раздаётся грохот.

— Маша, ну ты долго там дуться будешь? Опять запрёшься у себя в спальне и будешь целый день там сидеть? Маша?! — голос Бурого звучит слегка приглушённо.

Теперь я понимаю, что это он долбится в закрытую дверь моей комнаты.

Проклятье! Уже утро? Судя по всему, да, учитывая, что в комнате светло и моих щёк касаются слабые лучи зимнего солнца…

— Уходи! — выдавливаю хриплым ото сна голосом, откидываюсь обратно на подушку и громко вздыхаю.

Правда, следом поднимаюсь опять, потому что понимаю, что лежу в окружении альбомных листов и карандашей.

В голову тут же врываются воспоминания о том, как вчера я вернулась из кафе злая на Бурого за его идиотские шутки и вечные подколы. Поэтому как только скинула с себя обувь и верхнюю одежду, сразу промаршировали к себе в спальню и закрыла дверь. Даже не ужин не вышла. — Никуда я не уйду. Ты же знаешь, Марья Алексевна. Давай поднимайся и выходи. Игнорируя требования Бурого, оглядываю раскиданные по постели альбомные листы, которые я вчера самозабвенно расписывала.

Я всегда так делаю. Это ещё с детства привычка — выплёскивать все накопившиеся эмоции на бумагу. Будь то радость, грусть, отчаяние… или