– Ты что?! – едва не подавившись имбирным печеньем, взвизгнула я, когда она сообщила мне новость.

Беки вытаращила на меня глаза и пожала плечами:

– Беременная. Повторяю еще раз для непонятливых: меня обрюхатили, мне сделали ребеночка, я залетела…

– Я в курсе, что это значит! Просто… – начала я и остановилась в растерянности.

Эта новость меня ошеломила. Беки было всего двадцать восемь, и она встречалась со своим бойфрендом Грегом месяцев пять, не больше. И вот нате вам, она уже готовится стать матерью!

Томительная пауза в разговоре явно затянулась. И я наконец решила ее заполнить:

– А как… Я хочу сказать: а мама?..

– Нет, мама еще не знает, поэтому ничего ей не говори. Ты первый человек, кому я сказала. За исключением Грега, естественно. Мне нужно было с тобой поделиться.

С минуту я осмысливала услышанное.

– Значит, ребенка вы не планировали?

– Не совсем так, – со смущенным видом отвечает Беки. – Мы тогда здорово надрались, ну, в общем, ты понимаешь…

– Ох, Беки!

– Знаю. Но ничего страшного. Мы с Грегом все обсудили и определенно хотим оставить ребенка. Одним словом, нам ведь не по шестнадцать лет, и нас точно не назовешь неоперившимися юнцами. Более того, у обоих хорошая работа, и мы реально любим друг друга. Мы просто хотели сперва посмотреть мир, но раз уж так вышло, ничего не поделаешь. Значит, судьба такая.

Спорить было бесполезно. Беки приняла решение и была абсолютно довольна. Поэтому я встала и изо всех сил обняла сестру.

И вот я возвращаюсь в тот день, когда впервые увидела свою племянницу. По сравнению с последним днем, который мне пришлось прожить еще раз, это как подарок судьбы.

Девочка родилась два дня назад, и Беки уже дома, в квартире, которую снимает с Грегом. Они решили назвать малышку Грейси. Я вхожу в комнату, и, когда вижу Беки, мне кажется, будто я получила удар под дых. Беки возлежит на диване, устало откинувшись на подушки. От нее словно исходит сияние, какого я еще никогда не видела. Я замечаю маленький сверток у нее на груди, и у меня екает сердце. Грейси, одетая в полосатую кофточку, крепко спит, прижавшись мордашкой к груди Беки и выставив на всеобщее обозрение попку в подгузнике.

Увидев меня, Беки улыбается.

– Привет. – Она говорит почти шепотом. В комнате царит полумрак, в углу беззвучно работает телевизор. – Она только что задремала, боюсь ее разбудить.

Я киваю и, прокравшись к дивану, целую Беки в лоб – единственное место, до которого могу дотянуться, не потревожив Грейси.

– Итак… – неуверенно начинаю я и пожимаю плечами.

– Знаю. Я теперь мамочка. Обалдеть!

– Да уж. И как все прошло?

Грейси беспокойно шевелится, и Беки поспешно меняет положение, чтобы поудобнее устроить дочурку.

– Кошмарный ужас, – улыбается Беки, и я понимаю, что она не шутит. – Хуже, чем я себе представляла. Но это того стоило. – Она смотрит на дочь с такой всепоглощающей любовью, что я невольно чувствую укол зависти.

Интересно, каково это – любить так самозабвенно, не задаваясь лишними вопросами?

Потом мы молча смотрим телевизор, где какие-то люди продают на аукционе домашние вещи, и пытаемся прочесть по губам, о чем они говорят. И всякий раз, как раздается какой-нибудь звук чуть громче обычного, Беки напрягается, а затем со вздохом облегчения расслабляется.

– Я все утро пыталась ее укачать, – объясняет Беки. – И теперь хочу спокойствия, желательно подольше.

На что я понимающе киваю, хотя, если честно, я вообще ничего не понимаю. Однако очень скоро это становится неактуально, потому что Грейси начинает беспокойно ворочаться.

– Блин, она проснется и сразу захочет есть, – объясняет Беки, пытаясь принять сидячее положение, так как Грейси открывает глаза и с любопытством смотрит на окружающий мир.

Несколько секунд я недоумеваю, из-за чего, собственно, такая паника, если Грейси вообще не издает ни звука. А затем слышится пронзительный крик, крошечное личико малышки сморщивается, становясь все краснее.

Потом плач неожиданно прекращается. Я сижу, пытаясь преодолеть звон в ушах, и гадаю, каким чудом Беки удалось так быстро утихомирить малышку. И тут замечаю, что Грейси, пристроившись к груди моей сестры, сосет с довольным чмоканьем. Я поспешно отворачиваюсь. Все, что естественно, то прекрасно, и тем не менее мне неловко наблюдать за этим. Я стараюсь смотреть на лицо Беки, на висящую на стене картину, на экран телевизора, который все еще работает.

– Ох, тишина, – вздыхает Беки. – Самый сладостный звук.

Беки кормит малышку и одновременно делится со мной жуткими подробностями того, как проходили роды. Рассказывает о боли, об истошных криках, о стимуляции, об эпидуральной анестезии – одним словом, обо всем, и я со священным ужасом слушаю сестру. Моя младшая сестренка уже успела пройти через все то, чего мне пока не довелось испытать. Более того, как это ни удивительно, она достаточно быстро оправилась и готова через парочку лет пережить это снова. Но сейчас я просто слушаю, позволяя ей излить душу, и стараюсь не обращать внимания на ноющую боль в сердце из-за того, что моя младшая сестра уже успела родить ребенка, а я пока нет.

Когда Грейси наконец насыщается, ее веки потихоньку тяжелеют, и она снова оказывается в блаженных объятиях сна.

– Похоже, у младенцев весьма тяжелая жизнь, – говорю я.

– Ужасно тяжелая, – соглашается Беки и вопросительно смотрит на меня. – Хочешь ее подержать?

Я медлю. Мне хочется взять малышку на руки, но безумно страшно. А что, если я ее раздавлю? Что, если это напомнит о последних годах моей семейной жизни, с бесконечными ссорами и невысказанными обидами? Боюсь, что я этого не выдержу.

Но с другой стороны, держать на руках младенца ужасно приятно. Да и вообще, я не могу сказать «нет».

– Да, – шепчу я, и Беки, немного привстав, вручает мне свое сокровище.

Голова Грейси оказывается на моем согнутом локте, она сонно чмокает губами и мгновенно засыпает, удобно примостившись ко мне.

Мои руки чувствуют тепло крошечного тельца. Я смотрю на сморщенное личико Грейси – ее глазки закрыты, грудь ритмично поднимается и опускается с каждым вдохом и выдохом – и мысленно возвращаюсь в свое настоящее. Ведь Грейси сейчас уже около шести лет, и я уже несколько недель не видела ее. И теперь, когда она, грудным младенцем, снова лежит у меня на руках, я испытываю острый прилив любви, смешанный с раскаянием. Последние несколько лет я настолько зациклилась на своих напастях, что напрочь забыла о некогда важных для меня вещах. Да, я по-прежнему вижусь с сестрой и ее детьми, но недостаточно часто. И только сейчас понимаю, как жестоко заблуждалась, полагая, будто встречи эти станут болезненным напоминанием о моей бездетности. А ведь они могли дать мне какое-никакое, но утешение.