Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее социопатические черты могут проявляться и проявляются негативно, но бизнес – та отрасль (как полагает еще один мой читатель), где социопаты создают меньше проблем, чем эмпаты:
Думаю, что эмпаты создают гораздо больше проблем. Вечные интриги и решения, принятые под влиянием капризов, где главное – страх (вероятно, вполне обоснованный) перед тем, что другие только и жаждут обвести эмпата вокруг пальца и отнять у него власть. Поработав с такими некомпетентными, напуганными и жадными людьми (приятнейшее сочетание, не правда ли?) и парочкой руководителей, безнадежно пораженных нарциссизмом, я понял: никакой социопат не может быть хуже. Логика, пусть даже убийственная, лучше, чем сумасшедший дом.
В самом деле, когда корпорации или руководители смешивают бизнес с личными чувствами или нравственными принципами, результаты поистине плачевны, как, например, противодействие выступлению компании Chick-fil-A против однополых браков и судебные иски акционеров к компании за пристрастие к политическим вопросам, не имеющим отношения к ее делам. Еще один читатель написал:
Единственная причина, по которой бизнес хорошо подходит для людей с гибкой совестью, в том, что сами корпорации создавались так, чтобы в них не было ничего социально значимого. Корпорации создаются ради выколачивания прибыли; следовательно, отбираются руководители, способные выполнить эту задачу, аномальную и социопатическую по сути. В этом и состоит прелесть корпораций. Компанию не интересует, есть у вас совесть или нет, ее интересует, можете ли вы забыть о морали, когда речь идет о прибыли, ради которой и существует компания.
Конечно, я согласна, что в бизнесе бал правят деньги, но это не означает, что корпорации не могут творить добрые дела. Как написал один мой читатель, «корпорации, как и социопаты, могут сознательно и в соответствии со своими интересами избрать путь добродетели и часто это делают».
Я люблю деньги. Они абсолютно безличны. В мире, где все любят выигрывать и побеждать, деньги часто становятся мерилом успеха. Я не люблю непременно их тратить; я не получаю большого удовольствия, приобретая вещи или владея ими. Деньги сами по себе для меня значат немного. Но добывать деньги – игра, которая мне как раз очень нравится. Мне кажется, что иные люди ценят деньги больше всего на свете и поэтому будут драться за них изо всех сил – со мной и с любым другим соперником. Они так же неистово, как и я, стремятся выиграть, что делает игру особенно увлекательной.
Иногда все, что требуется для победы, – это несколько иной взгляд на источник денег, например на фондовый рынок. Сэр Исаак Ньютон, потеряв на бирже небольшое состояние в первом десятилетии XVIII в., однажды признался: «Я умею рассчитывать движение небесных тел, но так и не научился разбираться в человеческом безумии».
Однако долларовая зелень буквально липнет к моим пальцам, особенно на бирже. Я полностью выплатила взнос в пенсионный фонд, когда мне не было и 30. С тех пор как я начала серьезно вкладывать деньги на бирже (в 2004 г.), я ежегодно получала прибыль 9,5 процента с вложенных средств, то есть 257 процентов в сравнении со средней прибылью в 3,5 процента по индексу S&P 500 за тот же период. Столь явный и устойчивый успех – дело неслыханное, и многие говорят, что невозможное (или случайное). В 2011 г. только один из пяти взаимных фондов побил индекс S&P 500, и лишь единицы делают это с некоторой регулярностью. Я добиваюсь такого результата каждый год, при этом не пользуюсь инсайдерской информацией. В действительности я не самый проницательный инвестор. Я опираюсь на мое видение. Когда я смотрю на окружающий мир, изъяны и слабости людей и социальных институтов бросаются в глаза так живо, словно их освещают мощные прожектора, видные только мне.
Акулы видят мир черно-белым. Ученые предположили, что контраст наблюдаемого объекта и фона помогает хищникам обнаружить жертву эффективнее, чем разница в окраске. Это позволяет сосредоточиться на главном, не отвлекаясь на несущественные детали. Я тоже страдаю слепотой в том смысле, что замечаю контраст между массовой истерией и нормальным, предсказуемым поведением. Отсутствие эмпатии означает, что я не реагирую на царящую вокруг панику. Это предоставляет мне уникальные возможности. В финансовом мире самое важное – уметь мыслить вопреки мнениям толпы.
Трейдеры высоко ценят поведение и мышление «белых ворон». Уоррен Баффет замечательно сформулировал: «Будьте жадными, когда другие проявляют страх и осторожность, и робкими и боязливыми, когда другие жадничают». Легко сказать! В большинстве своем биржевые трейдеры почему-то не придерживаются этого принципа. На бирже я играю как раз против таких людей. В каждой биржевой сделке участвуют две стороны: одна хочет продать, вторая – купить (по крайней мере, по подходящей цене). Каждый участник считает своего визави идиотом. Проще говоря, тот, кто продает, думает, что вовремя выходит из игры, а тот, кто покупает, думает сделать на приобретении хорошие деньги.
Поскольку реальная трансакция всегда безлична, я не могу в сделках учитывать личностные характеристики и особенности партнеров и манипулировать, но в этом и нет необходимости. Истина в том, что рынок не отражает какую-то волшебную оценку акций на основании каких-то эффективных гипотез о состоянии рынка. Рынок отражает массовый консенсус относительно того, как инвесторы оценивают те или иные акции. Цена акций – это итоговая сумма надежд и страхов всех игроков относительно возможностей той или иной компании. Мое занятие – охота на страхи и надежды. Именно так я играю с присяжными. Отчаяние присутствует рядом и с надеждой, и со страхом; это становится очевидным после небольшой практики. При «цветовой слепоте» я вижу эти черты более отчетливо, чем другие люди.
Надо разглядеть отчаяние в немногих, чтобы понять, что оно охватило массу игроков. Джозеф Кеннеди говорил, что понял в 1929 г., буквально накануне биржевого краха, что надо избавляться от акций, когда даже мальчик, чистивший ему ботинки, давал советы по биржевым играм. Возможно, Джозеф Кеннеди не был социопатом, но в данном случае повел себя как один из нас. В 1963 г. журнал Life писал о Кеннеди, что у него были социопатические черты, позволявшие превосходно себя чувствовать в любом обществе, начиная от финансовой и промышленной элиты до театральной публики с Гринвич-Виллидж. Только очень проницательный наблюдатель мог заметить, что на самом деле Кеннеди ничто не связывает ни с одной из групп. Он принадлежал только своему собственному миру. Нет сомнения, что своевременно уйти с финансового рынка Кеннеди помогла способность быть одновременно человеком толпы и независимым от нее. Брокер, деливший с Джозефом Кеннеди кабинет, описывал его как человека, «обладавшего идеальным характером для биржевых спекуляций», так как он «проявлял страсть к фактам, был абсолютно лишен всякой сентиментальности и обладал превосходным чувством времени». Возможно, я не так талантлива, как Джозеф Кеннеди, но Бог благословил меня полным отсутствием сентиментальности.
Кеннеди и я – не единственные холодные головы, с удовольствием играющие на фондовых рынках. Приблизительно 10 процентов людей, работающих на Уолл-стрит, психопаты. Эта оценка просочилась в СМИ в 2012 г., но проведенные исследования пока ее не подтвердили. В исследовании, выполненном в 2010 г. доктором Робертом Хиаром, показано, что среди руководящих работников корпораций 4 процента соответствовали клиническим критериям психопатии в сравнении с 1 процентом среди общей популяции. Правда, сам Хиар заметил: «Мы не знаем распространенности психопатии на Уолл-стрит, но, возможно, она выше 10 процентов, если верно допущение, что предприимчивых и склонных к риску психопатов буквально тянет к финансовым источникам, особенно к доходным и плохо регулируемым».