В мире, который посмели выкроить себе Тони Курц и Андреас Хинтерштойсер, ничего этого не существовало — и существовать не могло. Только холм, только палаточный лагерь, только покрытый редким лесом склон — и Норванд, их Северная стена. Мир был мал и хрупок, ледяные склоны Огра в любой момент могли сомкнуться, уничтожая дерзких. Большой Мир, жаждущий войны и крови, не хотел отпускать бесстрашных беглецов.

Они об этом не думали, просто смотрели в небо. Тем и прекрасен был их Мир-Стена…

* * *

— Безнадежно, Андреас! У Ингрид жених, она собирается к нему в Штаты, уже билет на пароход купила. Там какая-то проблема с наследством, если не выйдет замуж, то ничего и не получит. Как в книжке, ей-богу! А что я? Слесарь — и еще горный гид. Год поработаю — скоплю на колесо от «Испано-сюизы».

— Они все очень маленькие, Тони. Когда ты посмотришь на них с вершины Огра, то поймешь это сразу. Пусть делают что хотят! Наша книга — она совсем другая. «Нас будет ждать драккар на рейде, и янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим…»[70] А как туда добраться, мы оба знаем.

8

Первой красный «Родстер» увидела Герда. Оглянулась назад, прищурилась.

— BMW 315/1, Roadster, «альпийский гонщик». Шесть цилиндров, первое место на весенней гонке в Нюрбургринге.

Девочка была занята делом. Как только выехали из Берна, она достала блокнот и принялась фиксировать все, что казалось ей достойным внимания. Такового оказалось не слишком много. Город кончился, горы еще не начались. Обычная трасса, не слишком широкая, немецким автобанам не чета. Вокруг лес — сосны, белый песок. Небо, несколько серых туч у горизонта. Смотреть не на что, только на шоссе. А чему на дороге быть, кроме автомобилей?

Марек, о «гонщике» даже не слыхавший, поглядел в зеркальце заднего вида. Оценил, проникся. Лупоглазая красная, в цвет пожарных машин, торпеда с открытым верхом. И спешит, словно на пожар.

— Альпы скоро, Герда. Вот и гонит. Соскучился!

«Альпийский гонщик» его не слишком беспокоил. Кружа по узким бернским улицам и позже, выезжая на трассу, ведущую от федерального города на юго-восток, Марек то и дело поглядывал назад, опасаясь увидеть знакомое черное авто. Пару раз невольно вздрагивал, но тут же успокаивался. Хоть и черное, но другое. Видать, потеряли след.

Полицейские составляли протокол без малейшего азарта. Ни стрельбы, ни грабежа, обычная драка между туристами, к тому же подданными Рейха, личностями с недавних пор заведомо подозрительными. Бдительный портье успел запомнить номера беглецов — немецкие, как и на «Антилопе». Сам «Lorraine Dietrich 20CV», а особенно его боевой раскрас, вызвали немало вопросов. На документ из общества «Сила через радость» взглянули кисло, но придираться не стали.

Отпустили, однако взяли адрес отеля «Des Alpes», велев не покидать территорию Конфедерации до конца расследования.

— Это значит, пока я не состарюсь, — резюмировала Герда.

В городе обошлось, на шоссе тоже. Черное авто словно кануло в воду. Теперь же, когда половина дороги осталась позади, Марек Шадов и вовсе успокоился. «Антилопа Канна» шла на приличной скорости, с каждой секундой удаляясь от Берна, крылья же на автомобиле конструкцией не предусмотрены. Даже на черном.

— Ух ты-ы-ы!.. Ну, помчал!..

Мужчина поглядел в зеркальце и внес поправку. Черному авто крылья не положены, а вот красному… Торпеда!

— Ж-ж-ж-жух-х-х! — и только ветер ударил в открытое окно.

«Антилопа Канна» обиженно рыкнула, но осталась ни с чем. «Родстер» обогнал ее играючи — рванул вперед, прямиком к горизонту. Марек ждал, что «альпийский гонщик» вот-вот оторвет колеса от асфальта и взметнется прямо в полуденный зенит, рассекая послушный воздух, но красная машина не стала покидать грешную землю. Даже скорость снизила, оставшись в пределах видимости — маленькое красное пятнышко на серой полосе асфальта.

Герда, спрятав блокнот, раскрыла маленький дорожный атлас.

— И что у нас впереди?

Впереди было Тунское озеро — длинная неровная капля, протянувшаяся вдоль шоссе. На карте оно замыкалось маленьким кружком с точкой посередине. Дерлиген — причал для «Антилопы». Лежавший в кармане документ предписывал оставить авто именно там. Однако инструкцией следовало пренебречь и ехать дальше — до поворота на юг, на узкую грунтовку, ведущую к Эйгеру. Случайно встреченный полицейский патруль, буде проявит любопытство, легко поверит в то, что владелец авто переехал из Дерлигена в близкие альпийские предгорья. Угонять машину некуда, грунтовка упирается прямиком в подножие Юнгфрау-Великанши.

Шоссе, сосновый лес слева и справа, вдали, серой неясной тенью, зубчатая горная цепь. Машин почти что и нет, сзади одна, спереди тоже — и красная капелька у горизонта. Можно не волноваться, никуда не спешить, не жать до упора на газ…

— Где они нас встретят? — спросила Герда. Не «могут», не «встретят ли», просто.

Марек Шадов ответил честно, как думал:

— На шоссе мы от них уйдем, у «Лоррен Дитриха» мотор помощнее. Возле озера, в городе и у отеля много людей — и наверняка полиция. Что у нас остается?

— У них, — поправила девочка, глядя в атлас. — Остается грунтовка, Кай. На ней не разгонишься и не развернешься.

Задумалась, подперла подбородок сжатым кулачком.

— И чего мы с ними сделаем? Перестреляем? Ты зря, Кай, патроны из пистолета вынул. Ничего, я новые зарядила.

— Перестрелять не сможем, — не без сожаления констатировал Марек Шадов. — А вот обмануть попытаемся. Передай-ка мне атлас!.. И почему сразу — перестрелять, Герда? Они ведь тоже люди. Достаточно вышибить коленную чашечку.

Учите детей добру!

Запах глициний. — Это — стреляют. — Голос мертвеца. — Патроны в обойме. — Буквы на рюкзаке. — Холл и бар. — «Добрый вечер, мистер Мото». — Живой пес и мертвый лев. — Scheisskerl! — Бильярдный шарик. — От привала до креста.

1

Она никак не могла сосредоточиться на разговоре. Мешало все — полутемная комната, тихая, едва различимая речь того, кто сидел в самой глубине огромного «вольтеровского кресла», а главное — цветочный дух. Слишком сладкий, слишком густой, словно в старом склепе через неделю после похорон. Запах был очень знаком, памятен, как и сами цветы, но женщина никак не могла ухватить исчезающее название.

Густые лиловые грозди заглядывали прямо в открытое окно, в узкую щель между тяжелыми шторами. Потому и света мало, хотя на дворе ясный день.

— …Обеспечьте капиталу 10 процентов прибыли, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову…