Вытащила горсть каменей из мешочка, все разноцветные, размером с горошину. У обоих глаза горят.

— Мы сможем за это лошадей купить? — Уточняю.

Разбойник берет один из моей ладошки. На свет поставил, смотрит. Затем на зуб пробует.

— Табун, — смеется Гордон. — На лошадь изумруда хватит, самого мелкого.

Серафима на него посмотрела ехидно. Недолюбливает его из — за Миры. Чует материнское сердце неладное.

— Бери помощниц любых, — инструктирую. — Пару камней. Чешите в село пригородное, или что есть поблизости, где лошадей можно купить и скот?

— Полдня пути пешком до селения с рынком, там кур продавали и поросят, — говорит Серафима. — За лошадей не знаю.

— Дашь два камня зеленых за двух лошадей, у местных выкупишь, — предложил Гордон. — Все продается и покупается, можно по дворам поспрашивать. Старых не бери, по зубам смотри и копытам. И чтобы подкованы нормально…

— Да знаю я, — обрывает Серафима. — Если лошадей, то и телегу?

— И телегу, — соглашаюсь и еще пару камней даю. — Сдачу вернешь.

— Пусть на золотые и серебряные монеты часть разменяет, — подхватил Гордон. — Однако страшно посылать баб одних с таким состоянием.

— Я с тобой не пойду, разбойник, — фыркает Серафима.

— Вариантов нет, — пожимаю плечами. — Идите уверенно просто, камни в обувь спрячьте. А на обратном пути на лошадях вас уже не перехватят.

— Ну это не факт, — выдал Гордон. — Но маловероятно. Так, может я с ней?

— Нет, — настаиваю. — Во — первых, ты рыцарь, увидят деревенские, что посылаю за покупками, расслабятся. Лучше мы с тобой мост начнем колотить. Во — вторых, моюсь тебя могут узнать.

— Там могут, — согласился Гордон. — Серафима, я тебе покажу куда лучше камни спрятать. И не смотри на меня так!

Собрались на мост.

Обмолвилась я о материале. Пилу нашли, топор тоже.

Варлам себя по лбу бьет. У меняв груди холодеет.

— Только не говори, что где-то кто-то еще скопытился, дедуля, — рычу.

— Забыл старый, совсем забыл. В чаще барон покойный пилораму организовал, чтобы мост чинить. Дело давно было, но бревна там есть.

Взяли женщин крепкий. Те на «рыцаря» посматривают, глазками стреляют. А мне смешно. Гордон грудь выпятил, улыбается курочкам моим.

Дошли до пилорамы, Варлам еле плелся. Пилорамой обозвать три сваленных деревца — это уже слишком. Но плюс был в том, что валить их уже не надо. Кое — где подсохли, но выбраны были со знанием дела.

Вытащить смогли лишь общими усилиями и волоком. Хоть и тонкие, но тяжелые. Гордон предложил часть забора разобрать, я с радостью согласилась.

Поздней ночью прибыла Серафима с двумя лошадьми, на телеге, с курами, гулями, цыплятами, картошки несколько мешков на посадку, других овощей. Еще и зерна набрала умница моя.

Дело пошло в гору. Лошадей запрягли на бревна большие и приволокли оставшиеся. Мост колотили неделю еще. Одновременно шли работы по вспахиванию земли. Плуг ржавый нашелся! Вот что главное.

Люди заработали с особым рвением. Деревня ожила, закукарекала, загоготала. Еще бы захрюкала, но, к сожалению, поросят Серафима не купила.

— Гордон, ты ж писарем работал, — говорю на торжественном открытии моста. — Надо плакат нарисовать с надписью, тьфу, со значком поворота, стрелки…

— Да лучше гонца отправить по плантациям, — предложил Гордон. — Он оповестит, что мост исправен.

— Я туда девочку не пошлю, там и пауки, и белозубки всякие, — фыркнула.

— Если плакат делать, тогда надо понятный знак рисовать. А письмо, его никто не прочитает, грамотных мало.

Стали рисовать плакат. Художественные принадлежности имелись, холстов немерено. Парочку запороли. Но вышел вылитый дорожный указатель. Второй плакат Гордон посоветовал нарисовать и поместить у моста с монетой и обозначением ее достоинства, чтобы вопросов не было, сколько за проезд платить. Тариф установили три медяка. У Шоберта десять, птички шпионские с соседних деревень напели.

Жизнь наладилась, когда первые потоки транспорта пошли груженые пыльцой. Никто лишних вопросов не задавал, платили дежурной девочке у сколоченной будочки. За исключением самых первых заезжих, что пытались возмутиться. Но я вышла в платье, вся такая красивая, наорала на них. Сбоку еще Гордон встал с мечом барона и моим луком на всякий случай.

Деревня ожила, понимая, что теперь на виду, и бездельничать нельзя. Дворы в порядок приводились, цветов насажали, дорогу центральную в чистоте стали держать. Я старосту назначила, чтобы следил. Выбрала самую матерую бабку, что мне громче всех раньше высказывала, а другие ее слушали. Неформальный лидер теперь будет работать на меня.

В двух других деревнях тоже старост назначила выборным путем.

Все шло хорошо, и я уже готовилась отправляться в город на разведку. Пока ночью не сгорел наш источник основного дохода — мост, а под утро не прибежали жители третьей деревни и не объявили, что и они погорельцы теперь.

* * *

Дым витал всюду и вкус его ощущала мерзкий. Будто специально расшатывая мои нервы и дальше, ветер принес все запахи с реки и с деревни сгоревшей.

Первое желание взять лук, запрыгнуть на лошадь, доскакать до этого урода и всадить ему стрелу куда — нибудь, чтобы дольше мучился. Я о Шоберте. Это ведь с его распоряжения было сделано. Не сомневаюсь. Но проблема в том, что на лошади я верхом не умею, и это еще не все.

— Недоказуемо, — выдал Гордон, вместо того чтобы поддержать!

Стоим у моста сгоревшего, речка будто взбесилась, последние куски бревен недогоревших уносит, как меня когда — то. О сестре думаю, что я тут забыла? Взялась целину поднимать вместо того, чтобы Алинку искать. Бросить все и ехать в город, повозка есть, лошади тоже. Но почему-то держит меня тут что-то сильное. Ответственность?!

…И понимание того, что я — никто. Пусть даже баронесса. Это низшая ступень практически, как выяснилось. До короля не допустят, тут какой-то граф паршивый руководитель еще тот. А до герцога так вообще ров до самого ядра земли. Сестра у короля, может и не у нашего. А у Карла какого-нибудь или у тех с тройного союза. Во власть бы пробиться, в верхушку. А без благосостояния как это сделать? Величие и знать свою показывать надо со свитой и в крутой тачке по модели «карета». Это показатель, а не кудри и мои бальные платья. Три жалкие деревни, вернее уже две и куча ленивых женщин.

— И что делать?! — Реветь хочется, но держусь. — Мы теперь не восстановим мост. А этих куда селить?! Они на улице спят!

— Что ты ему предъявишь? — Гордон проникся, чувствую, тоже злится. — У тебя войска нет. Было бы пара десятков бойцов, дело другое. Он бы в серьез воспринял претензию. А если к графу пойдешь, тот без прямых доказательств жалобу не примет.