Словом, позиция его как раз пришлась бы по душе одному из тех мистиков-индусов, которые способны по двадцать лет не сходить с места, созерцая бесконечность. Сэм же чувствовал, что он постепенно впадает в полный идиотизм. Он попробовал было множить в уме большие числа, затем начал вспоминать свою жизнь с самого раннего детства и пришел к заключению, что никогда еще не сталкивался таким огромным количеством совершенно бесцветных эпизодов. Некоторое облегчение доставила ему мысленная игра в гольф, и именно это время он заметил вдруг, что свет, проникавший в буфет через щель в дверцах, вдруг погас, а это обозначало, что все разошлись по своим комнатам. Но что это такое? Сэм невольно насторожился. Свет действительно погас, но обитатели дома, по-видимому, еще не укладывались спать. Сэм решил подождать. Вдруг ему почудилось, будто он слышит в комнате чьи-то шаги, но, прислушавшись внимательнее, он подумал, что ошибся. Между тем время шло, а Уэбстер не являлся. Терпение Сэма лопнуло, он отважился на риск. Пошарив у себя B кармане, он вытащил ключ, открыл им дверь и осторожно выглянул из своего убежища.

Комната была погружена во мрак. В доме царила тишина. C чувством заключенного, убегающего из Бастилии, он начал медленно ползком подвигаться вперед, и тут-то произошло первое событие, которое заставило его навсегда запомнить эту ночь. Что-то где-то вдруг зашипело, и голова Сэма совершенно неожиданно пришла в резкое соприкосновение с роялем. Старинные часы с кукушкой, откашлявшись, быстро пробили одиннадцать раз и, захрипев, снова стихли.

Сэм сидел темноте, растирая шишку на голове. Часы, проведенные в шкафу, скверно подействовали на его нервную систему, и теперь он колебался между двумя желаниями: заплакать от боли или сбросить к черту часы с кукушкой. В то время как он, сидя на полу, массировал свою яйцеобразную гулю, что-то прикоснулось к его лицу. Это так парализовало его физически и духовно, что он, лишившись способности двигаться, застыл на месте, точно твердая глыба льда. Какое-то неопределенное чувство подсказывало ему, что конец его наступил, тем более, что сердце у него остановилось, а уж если сердце отказывается биться, то всякая надежда потеряна.

В этот момент что-то тяжелое и плотное ударило его в грудь, и он опрокинулся навзничь. Что-то астматически дышавшее приблизилось к нему в темноте. Что-то начало лизать его глаза, уши, подбородок, и, протянув руки, Сэм неожиданно для себя сжал в своих объятиях бульдога.

– Пошел вон! – прошептал Сэм, начиная приходить в себя. – Убирайся!

Смит воспользовался случаем и лизнул Сэма прямо в небо. Проводив Уэбстера до дверей его комнаты и убедившись, что тот не намерен больше танцевать, пес спустился вниз и наткнулся в гостиной на новое человеческое существо. Он приветствовал Сэма, как самого закадычного друга.

Дело в том, что между Смитом и людьми, угощавшими его иногда сухарями и даже тортом, всегда существовало некоторое недоразумение, которое нельзя было разрешить никакими словесными объяснениями. Позиция людей была вполне ясна. Они избрали Смита в качестве сторожевого пса и были в праве ожидать от него, чтобы он поднимал на ноги дом и спасал серебряные ложки. Они рассчитывали, что он будет хватать за ноги воров и удерживать их до тех пор, пока не придет полиция. Смит же никак не мог настроиться на этот лад. Он рассматривал свое новое пристанище не как частный дом, а как общественное собрание, как клуб, и не делал никакой разницы между людьми, которых он знал и запоздалыми посетителями, являвшимися после того, как двери запирались. Поэтому он не обнаружил никакого намерения укусить Сэма. Подобная идея даже не приходила ему в голову. В настоящий момент Сэм казался ему самым добродушным человеком, какого он когда-либо встречал, и он чувствовал, что искренно полюбил его, как родного брата.

Но взвинченный и издерганный Сэм не был способен разделять эти любовные чувства. Он жестоко упрекал в душе Уэбстера, что тот не предупредил его о том, что в доме есть бульдог. Он с трудом поднялся на ноги и стал всматриваться в темноту. Так как Смит в это время направился к коридору, то Сэм двинулся за ним, правда, осторожно, но все же не настолько, чтобы не наткнуться на небольшой столик, на котором стояла ваза. Столик покачнулся, ваза накренилась, но Сэму посчастливилось поймать ее как раз в тот момент, когда она уже готова была грохнуться на пол.

Он стоял потрясенный. Не поймай он вазу, она произвела бы такой шум, что разбудила бы весь дом. Так не годится. Нужно осветить комнату. Пусть это будет рискованно. Может быть, сверху кто-нибудь заметит этот свет и спустится вниз, но все равно. Он отказывался двигаться дальше ощупью. С бесконечными предосторожностями он стал двигаться по стене, в сторону двери, где, по его мнению, должен был находиться электрический выключатель. Он не был в доме лет десять, и ему даже в голову не приходило, что такая прогрессивная женщина, как его тетка Аделина, все еще освещает свой дом керосином и стеариновыми свечами. Нащупав пальцем выключатель, он радостно улыбнулся и повернул его. И в тот же момент в темноте раздались громкие звуки музыки. Эти звуки окутали его и разнеслись по всему дому. Он узнал популярный мотив романса Тости: «Прощай».

Сколько времени простоял он, точно пригвожденный к месту, неизвестно, но вдруг на верху в коридоре прокатился громовой звук выстрела; в то же мгновение все члены Сэма пришли в движение, и он, очертя голову, бросился в сени, где начал осматриваться, отыскивая место, куда бы можно было спрятаться. Здесь, прежде всего, он наткнулся на рыцарские доспехи, о которых помина еще с детства, так как не раз укрывался за ними, играя в прятки с Юстесом. То же самое повторил он и теперь; только шлем оказался ему немного мал, и Сэму стоило большого труда втиснуть в него голову, латы же были довольно просторны. Бульдог Смит, чрезвычайно заинтересованный проделкой Сэма, уселся тут же В ожидании развития событий.

§ 5

Ждать ему пришлось недолго. Через несколько минут в сенях собралось порядочно народу. Явился мистер Мортимер, мистер Беннетт в синей пижаме и халате, миссис Хайнетт в дорожном костюме, Джон Геббард с охотничьим ружьем н Билли в вечернем туалете. Смит всех приветствовал одинаково равнодушно.

Кто-то зажег лампу, и миссис Хайнетт безмолвно вперила взор в собравшихся.

– Мистер Беннетт!.. Мистер Мортимер…

– Миссис Хайнетт! Как вы сюда попали?..

Миссис Хайнетт приняла высокомерный вид.

– Какой странный вопрос, мистер Мортимер. Ведь это мой дом!

– Но вы сдали его мне на