все же ни один инцидент не был настолько неприглядным, настолько точно предвосхитившим судьбу движения, которое в конце концов пришло к непрекращающейся травле «уклонистов» и «контрреволюционеров», как ссора между Марксом и Пьером Прудоном. Родившийся в семье торговца бочками Прудон занимался своим образованием самостоятельно и в процессе стал социалистом. В какой-то момент он потряс французскую интеллигенцию книгой, название которой вопрошало: «Что такое собственность?» У Прудона был готов и ответ: собственность – это кража. Он призывал к уничтожению огромных частных состояний, но не всей частной собственности. Он встречался и обменивался письмами с Марксом, после чего последний предложил ему присоединиться к ним с Энгельсом. Ответ Прудона был сколь глубоко прочувствованным, столь и пророческим, и его стоит процитировать:

Если вы хотите этого, давайте объединим наши усилия в поисках законов общества, способов прийти к этим законам и возможностей достичь их; но, ради всего святого, не дайте нам ни на минуту помыслить о подчинении людей после того, как все былые догмы будут уничтожены… Я от всего сердца рукоплещу вашему желанию услышать все мнения; так давайте же продолжать эту проникнутую уважением и добрыми намерениями дискуссию, давайте станем воплощением осведомленной и прозорливой терпимости, но не будем – по той лишь причине, что мы возглавляем движение, – насаждать новую нетерпимость, примерять одежды апостолов новой религии, даже будь то религия логики и разума. Давайте собираться и поддерживать все проявления свободомыслия, осуждать всякую исключительность, всякий мистицизм, давайте не считать ни один вопрос окончательно решенным, а если аргументы иссякнут, давайте начнем с начала – не изменяя своим красноречию и иронии. Если все это будет так, я непременно вступлю в вашу ассоциацию. В противном случае – ни за что![133]

Маркс за словом в карман не полез: его реакцией на книгу Прудона «Философия нищеты» стала разгромная «Нищета философии».

Такие дрязги сопутствовали социалистическому движению на протяжении всей его истории. За Первым интернационалом последовал более умеренный и исполненный благих намерений Второй, объединивший социалистов калибра Бернарда Шоу, Рамсея Макдональда и Пилсудского (не говоря уже о Ленине и Муссолини!), а затем и печально знаменитый Третий, организованный под эгидой Москвы. В любом случае эти амбициозные проекты повлияли на развитие коммунизма в гораздо меньшей степени, чем унаследованные им от своего отца-основателя ограниченность и возмутительная неспособность терпеть несогласие со своей точкой зрения.

Останься создание революционного рабочего движения единственным достижением Маркса за долгие годы, проведенные в изгнании, – он вряд ли был бы настолько важной фигурой для сегодняшнего мира. Маркс – всего лишь один из дюжины революционных лидеров и уж никак не самый успешный; заметных проповедников социализма было по крайней мере не меньше, а его замечания по поводу устройства общества будущего представляют мало интереса. Истинные заслуги Маркса лежат в другой области: это и диалектико-материалистическая теория истории, и, что более важно, пессимистический анализ перспектив капитализма.

«История капитализма, – читаем в принятой в 1929 году программе Коммунистического интернационала, своего рода осовремененном «Коммунистическом манифесте», – полностью подтвердила правоту марксистской теории законов развития капиталистического общества и анализа его противоречий, в конце концов ведущих к развалу всей капиталистической системы»[134] О каких законах идет речь? Что Маркс предрекал системе, которую так хорошо знал?

Ответ скрыт на страницах огромной книги – «Капитала». Удивительно, что эта работа вообще была завершена, если вспомнить о Марксовой дотошности, выходившей далеко за грани разумного. В каком-то смысле она так и не была закончена; на ее создание ушло восемнадцать лет. В 1851 году Маркс думал, что закончит ее «через пять недель», в 1859-м – «через шесть», в 1865-м он «закончил» – то есть произвел на свет кучу лишь условно пригодных для чтения листов, которые только после двух лет колоссальной редакторской работы составили первый том. Когда в 1883 году Маркс умер, оставалось еще три тома; Энгельс выпустил второй в 1885-м, а третий – в 1894-м. Последний, четвертый, том пережил и его – он вышел в 1910 году.

Смельчаки, решившие сделать хотя бы попытку осилить «Капитал», обнаружат перед собой около двух с половиной тысяч страниц. И каких страниц! На одних речь идет о почти несущественных технических деталях – но их обсуждение ведется с математической точностью, другие же пылают страстью и гневом. Перед нами экономист, читавший труды всех остальных экономистов, немецкий педант, не упускающий шанса расставить все точки над i, учесть каждую деталь, и эмоциональный критик, способный обвинить капитал в «вампировой жажде крови труда» и вообще в том, что «новорожденный капитал источает кровь и грязь изо всех своих пор с головы до пят».

И все же стоит крепко задуматься, прежде чем отмести этот текст как набор оскорблений в адрес мерзких богачей. Действительно, он наполнен замечаниями, выдающими глубокую увлеченность Маркса своим идеологическим противником, но главное достоинство книги состоит, как это ни странно, в абсолютном абстрагировании от вопросов нравственности. Описания пропитаны бешенством, но оно уступает место холодной логике, когда дело доходит до анализа. Маркс положил своей целью открыть свойственные капиталистической системе тенденции, внутренние законы ее движения, а значит, нужно было воздерживаться от гораздо более легких, но менее убедительных способов, вроде критики ее очевидных недостатков. Вместо этого он возводит самую строгую, наиболее приближенную к истине капиталистическую модель и уже в рамках лишенного дефектов, идеального воображаемого капитализма приступает к разоблачению своей жертвы. Идея очень проста: если он покажет, что и наилучший капитализм обречен на катастрофический конец, то станет ясно: и реальному капитализму такой судьбы не избежать – с тем лишь отличием, что она настигнет его быстрее.

Маркс начинает подготавливать сцену для своего спектакля. Добро пожаловать в мир совершенного капитализма: здесь нет места монополиям, профсоюзам, ни у кого нет преимущества перед другим. Мы находимся в мире, где каждый товар продается точь-в-точь за подобающую ему цену. Эта подобающая цена есть его стоимость – крайне коварное слово. Фактически вторя Рикардо, Маркс говорит: стоимость любого товара определяется количеством труда, затраченным на его производство. Если для создания шляпы необходимо в два раза больше труда, чем для производства ботинка, то и продаваться шляпы должны вдвое дороже ботинок. Разумеется, речь идет не только о простом ручном труде; мы имеем в виду и накладные затраты труда, распределяющиеся между несколькими видами товаров, и труд, пошедший на создание машины, которая теперь участвует в производстве новых продуктов. Но, вне зависимости от конкретной его формы, все так или иначе сводится к труду, и все товары в этой совершенной системе наделяются ценами в соответствии с