Именно с этой стороны грозила опасность. Террористы понесли тяжелые потери, но это их только заводило. Несколько человек крались вдоль улицы, рискуя зайти в тыл. На углу поднялись трое, бросились вперед, залегли. Один не успел — извернулся спиралью, рухнул.

Оружие в руках офицеров и разведчика раскалилось от непрестанной стрельбы. Они невольно сбились в кучу, злобно что-то выкрикивали, стреляли одиночными.

— Командир, хватит! — донесся звонкий вопль из соседнего здания. — Навоевались! Нас обходят, скоро в тыл ударят! Давайте ко мне, огибайте здание справа, там тропа! За ним разрушенный квартал — все туда!!! Ты слышишь, командир?! Я зря тут воздух сотрясаю?! У меня патронов осталось с гулькин хрен!

Они неслись очертя голову, виляли, маневрировали среди каких-то препятствий, которые их реально прикрывали. Все заскочили за угол и попадали, когда позади разгорелась стрельба.

— Все целы? — прохрипел Максим, отыскивая автомат, отлетевший куда-то.

Мог бы и не спрашивать. Али полз на четвереньках, плюясь пылью, которой наелся до отвала. Лапунов тоже достиг своего предела, тяжело дышал, смотрел молитвенно в небо: то ли дождик у Господа выпрашивал, то ли вертолет, который мог бы забрать их отсюда.

Граната взорвалась неподалеку, всех подбросила, вывела из депрессии. Они бежали к посеченному кустарнику, к бетонному забору, который, невзирая на бомбежку, стоял как влитой. Где обещанные развалины?

Майор обернулся, присел на колено, отпугнул духов, желающих встать в полный рост. Те брызнули врассыпную.

Кустарник, забор. А вдруг все получится, славяне?

Люди задыхались, путались ноги. Шум за спиной. Там что-то обвалилось, покатились камни. Максим засек краем глаза, как кто-то спрыгнул с машины, расплющенной под завалом, и припустил за ним.

— Это я, товарищ майор, не стреляйте!

Он чуть в объятия не бросился к старшему лейтенанту Ефремову! Но не время для телячьих нежностей, да и тот не был настроен на взаимность.

— Вдоль забора, товарищ майор! Там детская площадка, за ней дорога — тот квартал сильно пострадал…

— Серега, чертяка, ты с нами! — радостно завопил Лапунов.

Немного осталось. Надежда вливала силы в уставшие организмы. Ефремов прикрывал отход — он отлежался у себя в развалинах, накопил силенок.

С первыми лучами солнца майор очнулся в заброшенной квартире на втором этаже четырехэтажного здания. Состояние стандартное — «легкое чувство тревоги и неопределенности».

Они забрались сюда вечером — после того, как обнаружили дальше по улице непроходимые блокпосты. Страсти не улеглись — люди из «ан-Нусры», занявшие «свято место» Хураши и Бургуди, занимались активными поисками «террористов».

Этот дом на улице Джамархан боевики бегло обследовали на их глазах, пока они отлеживались в разрушенной бойлерной. Подъехал микроавтобус, люди в масках растеклись по зданиям, вытащили из них нескольких гражданских, пригрозили оружием, наорали и прогнали. Люди отправились к другим местам обитания. Террористы сели в микроавтобус и тоже удалились.

Дважды в одну воронку снаряд, как правило, не падает. Спецназовцы просочились в частично поврежденное здание, облюбовали уютную квартирку на втором этаже. В убежище не было ни окон, ни дверей, и мародеры здесь потрудились на славу. Но имелись нормальные спальные места и несколько лазеек, чтобы незаметно покинуть убежище.

В опасном месте они установили «сигнализацию» на случай несанкционированного проникновения. Под весом тела повернулась бы плита, вызвала бы обвал части стены и непроницаемую завесу пыли.

Сил у людей не осталось. Они попадали без задних ног.

— И чтобы не храпеть, — предупредил Максим своих подчиненных, — а то духи возьмут нас теплыми и животы от хохота надорвут…

А сейчас майор вдруг ощутил тревогу. Она была реальной, чутье его никогда не подводило. Он поднялся, нащупал винтовку. Из проема на него пялились огромные детские глаза. Это, в принципе, могло быть продолжением сна, но как-то сомнительно.

Максим взялся за рукоятку винтовки, поколебался, быстро глянул на своих. Товарищи спали, все находились здесь и обнимались с оружием. Больше было не с кем.

Большие глаза принадлежали пацаненку лет одиннадцати, одетому в рваные штанишки и болоньевую куртку явно не по возрасту. Он сидел на корточках — на краю той самой плиты, которая должна была сработать под весом тела взрослого, отягощенного оружием мужчины!

Глаза у майора округлились точно так же, как у этого малька. Он понял, что пацан подает ему какие-то знаки: раздувает щеки, жестикулирует.

— Уходи, уходи… — шептал тот вполне себе по-русски, хотя и с сильным арабским акцентом. — Они там, внизу… — он тыкал грязным пальцем в пол.

Да, это реально могло быть сном. Но даже во сне настоящий спецназовец должен действовать молниеносно! Майор тоже сделал знак. Мол, слезь с этой клятой плиты! Малец повертел ушами и, кажется, понял! Он закусил губу, спустился на пол и растворился в недрах подъезда.

А был ли мальчик? Чувство тревоги и неопределенности стало зашкаливать.

— Подъем! — прошипел он. — Тихо, опасность!

Люди приходили в себя, вырастали, как из могил — опухшие, бледные, с пустыми глазами. Али моргал, прогоняя ресницу, запавшую в глаз. Но профессиональные навыки работали даже в этом бессознательном режиме. Бойцы садились на корточки, их оружие уже было готово к последнему и решительному бою.

— Командир, ты с кем сейчас разговаривал? — прохрипел Лапунов.

Максим пожал плечами, причем совершенно искренне, и приложил палец к губам. Дескать, слушаем.

Внизу что-то упало, послышалась грубая арабская речь, а потом и характерное бренчание антабки, соединяющей ремень с автоматом. В голове майора мелькнула несвоевременная мысль: «Почему, в отличие от своих американских коллег, Михаил Тимофеевич Калашников не сделал сверху на автомате ручку для его переноски, ограничился ремнем?»

Он сделал знак всем остаться на местах, заскользил к стене, прижался к ней, осторожно высунулся наружу. По лестнице неторопливо поднимались двое боевиков.

«Не засада, — понял Максим. — В противном случае они вели бы себя не так. Рутинная проверка зданий?»

Внешний вид этих бравых парней не оставлял никаких сомнений в том, что это воинствующие сторонники шариата! Они остановились на площадке между этажами. У бородатого молодца в закатанной на лоб маске развязался шнурок. Он опустился на корточки и разбирался с ним так медленно, словно делал это второй раз в жизни. Напарник остановился, ждал товарища.

Они негромко беседовали: осуждали глупое начальство, отправившее их осматривать квартал. Братья гибнут в боях, а они тут по домам шатаются, где все равно не осталось ничего ценного! Тот, что стоял, широко зевал и почти не сгибался под весом тактического жилета и АК с подствольным гранатометом. Второй поддакивал ему, наконец-то поднялся, и боевики двинулись дальше.