— Начинай. Передай про спальню, — отдает ему команду Паша и заталкивает меня в ближайшую дверь.

— Что ты делаешь?

Я снова озираюсь. Мы в темной комнате. Кровать и шкаф — весь интерьер.

— Трахнуть тебя хочу, моя девочка, — его голос так и вибрирует от напряжения. — Думаю, хватит тебе скакать по другим членам. Папа вернулся, папа накажет…

Пячусь от него до тех пор, пока не натыкаюсь спиной на стену. Он не отводит от меня глаз. Стягивает пиджак. Отбросив его, принимается расстегивать брюки.

— Не смей, слышишь?! Ты, бл*дь, не смей даже подходить ко мне!

Меня колотит от истерики. Глаза наполняются слезами. Эта ситуация… она так похожа. Сколько было подобного? И ни разу я не смогла дать ему нужный отпор. Он сделает это. Как бы я ни сопротивлялась. Но если раньше я могла закрываться, то сейчас понимаю — все. Это конец. Больше не будет ничего.

Холодный приближается. Вцепившись в мой затылок, прижимает к себе. Врывается в мой рот языком. Стискиваю челюсть, пытаюсь его не пустить, молочу по груди ублюдка, но он только злится и принимается рвать на мне одежду.

— Не надо! Пожалуйста, не надо! — реву во все горло, когда он отстраняется, желая раздеть меня. Толкаю его ногами, выкручиваюсь, но он всегда умел справляться с моим сопротивлением.

— Что мне с ним сделать? А?! — его крик, а следом удар по лицу. Мне больно, я задыхаюсь, но все еще не перестаю брыкаться.

— На куски порезать, как Вадика? Или что-то новенькое? — он зажимает пальцами мой подбородок, бьет второй рукой по щекам. От каждой пощечины слезы льются градом.

— Что мне сделать с твои трахарем?! — кричит мне в лицо.

— Гори в аду, ублюдок, — произношу сквозь рыдания. Сдавленно, хрипло. Он звереет. Раздвигает мои ноги, рвет на куски подол моего платья, мое белье. Проникает внутрь пальцами. Больно, противно. Я хочу умереть.

— Нет! Ненавижу! — меня едва не выворачивает. Мои руки прижаты к стене, я пытаюсь сопротивляться из последних сил, но эта тварь сделает это… он, бл*дь, сделает это…

— Ты моя! И я вытрахаю все мысли о других…

Вдруг раздается стук в дверь, а затем ручка поворачивается. Холодный зажимает мне рот ладонью, не давая закричать. Я слышу, как открывается дверь, как кто-то входит в кабинет. Изо всех сил кусаю ублюдка за ладонь.

— Помогите! — кричу, что есть мочи.

— Лена?! — раздается за спиной сорванный голос Макса. Холодный наконец-то отпускает меня, а я спешу выбраться из его рук. Меня рвет на куски. В горле саднит от крика. Забиваюсь в угол, загибаюсь от рыданий. Мое платье порвано, грудь нараспашку. Я поднимаю глаза и вижу Макса. Он — словно каменное изваяние. Его руки сжаты в кулаки. Я вижу, как на его крепкой шее пульсирует жилка, вижу, как напряжены скулы. А взгляд… он устремлен на лежащие на полу мои разорванные трусики.

Он переводит взгляд на стоящего чуть поодаль Холодного. И теперь в глазах Евграфова нет ничего, напоминающего прежнего Макса. Животное. Яростное. Дикое. Секунда, и он бросается в его сторону.

Лена

Все происходит слишком быстро. Макс срывается к Холодному. В руках Паши появляется ствол, я кричу от ужаса.

— Макс, нет!

Взмах руки. Евграфов выбивает пистолет, тот с грохотом падает на пол. Удар. Пашу отбрасывает в сторону.

Холодный начинает смеяться. Его окровавленный рот искривлен то ли в улыбке, то ли в оскале. Жуткое зрелище.

— Ну что, ублюдок, нравилось трахать мою женщину? — спрашивает он Макса. Евграфов подбирает ствол. Вытаскивает магазин, высыпая все до единого патроны на пол.

— Я сейчас это засуну, бл*дь, тебе в жопу, — рычит, направляясь к нему.

— Сука, — сплевывает Холодный, подрываясь с места. Он буквально налетает на Макса. Я кричу. Прикрываю руками глаза, сотрясаясь от ужаса. Макс пропускает удар, но уже спустя несколько мгновений Холодный снова на полу. Макс рычит. С его губ сыплется отборная брань. Он бьет его по лицу, по корпусу, не разбирая. А я понимаю, что нужно уводить отсюда Макса. Он убьет его. Люди Холодного повсюду — после этого они не оставят его в живых.

— Макс, нужно бежать, — получается сипло. Макс рычит. Наносит еще удар по корпусу Паши, отстраняется. Повернувшись, ищет меня глазами. Меня трясет. Прикрываю бюст платья. Вижу, как его взгляд опускается на изодранную ткань одежды, лицо кривится от боли.

— Уезжай, пожалуйста. Они не оставят тебя в живых… — реву, захлебываюсь в собственных слезах. Невероятно больно. Каждое слово — как удар ножом под дых. Но я хочу, чтобы он был в порядке. Чтобы они не добрались до него.

Он подлетает ко мне. Схватив за плечи, встряхивает. Злится на меня за сказанное. И пусть злится, главное, пусть в порядке будет.

— Ты хочешь быть со мной? — голос вибрирует от напряжения, в глазах — безумие. А у меня слезы взор застилают. Как такое можно спрашивать? Быть с ним — все равно, что иметь возможность дышать. Хочу ли я дышать?

— Макс, уезжай! — проговорила зло, а саму трясет так, что зубы бьют друг о друга чечетку. Он подходит вплотную. Окровавленное лицо, яростный взгляд и крепкие ладони на моих скулах.

— Я тебя, бл*дь, спрашиваю, ты хочешь быть со мной?! — его крик глушит. Но я продолжаю стоять неподвижно, всматриваясь в его глаза. Впитываю, запоминаю, словно в последний раз…

— Больше, чем жить… — слетает с губ прежде, чем я понимаю, что сказала. Он прикрывает глаза. Упирается лбом в мой.

— Тогда уходим.

* * *

Мы убегали, взявшись за руки. Холодный остался лежать на полу в той комнате. Не знаю, жив ли он. Я старалась не думать ни о чем другом, кроме как о побеге. Снаружи нас могло ожидать все, что угодно. Я не знала, где сейчас Пашины люди. Не знала, как скоро они забьют тревогу.

— Он не тронул тебя? — выбежав на задний двор, Макс ощупывает мое лицо. Осматривает тело. — Н-не было? — заикается… даже произнести этого не может. Прикрываю глаза.

— Нет, не успел.

Макс кивает. Осматривается.

— Отец уехал на такси. Моя тачка на парковке. Нам нужно сбежать отсюда по-тихому. Не знаю, жив ли этот ублюдок. Если нет, скоро заявятся копы.

— Прости, что втянула тебя во все это, — обхватываю его лицо ладонями, всматриваюсь в слова. Я до сих пор сомневаюсь в правильности выбранного решения. Бежать с Максом — значит подвергать его опасности.

Макс ничего не отвечает. Взяв меня за руку, ведет быстрым шагом к парковке. Удивительно, но на улице нет никого. Не видно никого из гостей.

Мы запрыгиваем в салон машины Макса. Он заводит мотор, резко выезжает с территории. Несколько минут мы едем в полном молчании.

— Он сделал это специально, — произносит он вдруг, сжимая руль.