— Сделал что?

— Ему конец. Холодному остались считанные дни. Видимо, он узнал, что ФСБ на хвосте. Либо спасти себя как-то пытался, либо отомстить. Где ты его встретила? — бросает на меня напряженный взгляд.

— Я шла из больницы. Они похитили меня на улице.

Мне не по себе. Я не пойму, о чем говорит Макс. Почему на хвосте ФСБ? Это дело рук Макса?

— Здесь, на вечере. Он знал, что я буду. Ублюдок хотел так сломать меня, — Макс рычит. Его скулы напряжены. Я сглатываю, вспоминая все то, что произошло в том злополучном доме.

— Отец уехал, а ко мне подошел официант и сказал, что губер ждет в той комнате на разговор. Я отправился туда… А там…

Прикрываю глаза, чувствуя, как по горлу поднимается желчь.

— Но зачем ему это надо? — слетает с губ шепот. Макс окидывает меня мрачным взглядом.

— Он хочет убить нас, Лена.

Евграфов набирает чей-то номер. Подносит телефон к уху.

— Черт, занято… — рычит Макс.

Сбросив вызов, снова набирает.

— Ад, у меня проблемы. Тот ублюдок, — произносит Макс, не отрывая взгляда от дороги. — Похоже, за нами погоня. Мы по трассе, возле Николаевки. Да, вызывай ментов. До связи, брат.

Меня начинало трясти. В груди царапало отвратительное тревожное ощущение. Я посмотрела на Макса. Он был так собран. Его рука сжимала мою ладонь. Время от времени он прижимал ее к своим губам. Словно успокаивал меня так, просил, чтобы я ничего не боялась. Я пыталась унять панику, пыталась рассуждать трезво. Но все было тщетно.

Прикрыла глаза, а потом меня подбросило на месте. Звук удара сзади, машину ведет, Макс пытается справиться с управлением.

— Ублюдки, — рычит мужчина, оглядываясь назад. Погоня. Холодный был на хвосте. Машины три, не меньше, на пустой трассе против нас.

— Ничего не бойся, поняла? — Евграфов посмотрел на меня напряженно. Я кивнула, прижав к груди трясущиеся руки. Нам конец. Они не оставят нас в живых. Я знала это, но я не смогла признаться Максу. Не могла отобрать у него надежду на то, что он сможет спасти нас.

Снова удар — нас кренит к обочине. Макс пытается набрать скорость, но одна из машин ублюдков Холодного обгоняет нас, перекрывая путь. Все происходит в считанные секунды. Макс резко бьет по тормозам, желая избежать аварии. Резкий визг тормозов. Удар. Двери распахиваются. Одновременно. Нас вытягивают наружу. Я слышу гулкие удары. Не вижу его, пытаюсь вырваться, но какая — то сука держит меня за волосы.

Я слышу мат. Слышу голос Холодного. Его братки избивают Макса. Гулкие удары ног о его челюсть, о его спину. Мне дурно. Словно стая шакалов на одного льва. Они налетают на него, валят на землю. Я кричу. Громко, до хрипоты. Я хочу, чтобы в этот миг чертов мир перестал существовать! Я хочу, чтобы все сдохли, исчезли с лица земли! Я хочу, чтобы сраное время остановилось, чтобы этого не происходило!

Но ублюдок продолжает держать меня, а Макса скидывают вниз по склону. Они пропадают из поля видимости. Я рвусь к нему. Я хочу умереть с ним. Хочу быть рядом.

И меня отпускают. Не помня себя, срываюсь на бег. Он на земле. Его огромное мощное тело сжато в позу зародыша. Он закрывает окровавленными руками лицо, пока шестеро ублюдков бьют его без разбору. По голове, по спине, по корпусу. Ужасающая картина. Она выворачивает мое нутро.

— Хватит! Хватит! — кричу, подбегая к стоящему чуть поодаль Холодному. Ублюдок наслаждается всем происходящим. Смотрит на то, как его прихвостни линчуют Макса, вытирая платком кровь со лба.

— Хватит! Прошу! Я с тобой останусь, слышишь?! — падаю ему в ноги, цепляясь за руки Холодного. — Сделаю все, как скажешь. Хоть по кругу меня пусти, только хватит…

Он опускает на меня взгляд. Смотрит так долго… адски долго молчит.

— Хватит! — кричит браткам.

Внутри взрывается все. Все шестеро по команде отходят от Макса. А он лежит на земле. Срываюсь к нему, но Холодный хватает меня за плечо.

— Куда собралась?

Ненавижу его. Он так крепко сжимает пальцы, что, кажется, раздавит меня.

— Попрощаться дай, — рычу в ответ.

Как только он отпускает хватку, я мчусь к Максу. Его лицо в крови. Из уха течет кровь. Его рука… Боже, он прижимает ее к груди, но она вывернута неестественно. Сломали. Ублюдки. Меня трясет. Я держу его голову на своих коленях, обнимаю его, практически бездыханного. И чувствую, как внутри все горит в агонии.

— Макс… мальчик мой, прости меня… — реву, покрывая его лицо поцелуями. Я хочу отдать ему все. Хочу, чтобы он забрал мою жизнь, только бы жил сам…

— Пожалуйста, будь счастлив. Прости… я так люблю тебя, — провожу ладонями по его лицу, размазывая грязь с кровью. Он стонет. Тихо так, тяжко. Он жив. И это главное.

Запрокинув голову к серому небу, он ловит мой взгляд. Его лицо искажено от боли, но когда глаза находят мои, он пытается улыбнуться. В этом весь Макс. Всего себя отдаст ради другого. Евграфов ни на секунду не отпускает мой взгляд. Будто пытается сказать, что все в порядке. Обещает мне долгую и счастливую жизнь. Прижимаю его к себе, шепчу, словно мантру. Умоляю его простить меня. Раскачиваю его в руках, как маленького ребенка, утыкаясь носом в его шею, умираю вместе с ним. В горле саднит, а уши раздирает крик собственного голоса. А потом все — словно в замедленной съемке. Чьи-то руки пытаются разъединить нас. Сцепив зубы, рычу, прижимаясь к нему из последних сил. Я не отдам его. Никому. Даже смерти его не отдам. Просто не позволю.

Меня хватают за руки, за лицо, отстраняя. А потом я в чьих-то руках, подвешена в воздухе. Кричу. Рыдаю. Ничего не вижу вокруг — темнота. Только он, лежащий на холодной земле.

Оставлять его здесь одного… избитого и полуживлого… уходить от него… Макс… мое сердце навсегда с этим мужчиной. С его прикосновениями и теплыми улыбками. Вместе с его острыми словечками и нашими перипетиями. С ним я была живой. Он подарил мне надежду… он показал мне, как это, когда тебя любят. Но моя гребаная жизнь — то еще дерьмо. И в ней не может быть хэппи энда. Она ядовитая, она отравленная. И я заразила его всем этим…

Я хочу, чтобы он был счастлив. Хочу, чтобы был жив. Пусть будет любим, пусть любит, даже если не меня.

Макс видит, кто именно отбирает меня у него. Снова. Он хочет помочь, хочет защитить свое. Я могу поклясться, слышу, как рычит от беспомощности и отчаяния, стонет его душа. Но Холодный неумолим. Он тянет меня за собой.

— Отпусти, — реву, пихая его. Но в следующую секунду моя щека взрывается острой вспышкой боли. Встряхнув меня, словно тряпичную куклу, мужчина берет мое лицо в ладони, впивается гневным взглядом:

— В машину, быстро.

Макс

Четыре дня неизвестности. Девяносто шесть часов настоящего ада. Что с ней? Жива ли? Бл*дь, как представлю, что эти выблядки могли сделать с ней, зубы сводит. Не спас, не уберег, а ведь обещал, что никто не тронет. Чертов слабак…