— А ты мне его покажешь? — интересуюсь я. — Можно и мне посмотреть на эту красоту на безлюдье?

— Да, я уже и с жителями договорился. Я знал, что ты захочешь туда поехать.

— Дом на пустоши… — задумчиво говорю я.

— О, ты ошибаешься, — довольно смеется муж. — Я же говорил, это долгосрочная инвестиция. Сейчас, любовь моя, Джанзур практически стал районом Триполи, и автострада соединяет его с центром города. Живут в Джанзуре правительственные чиновники, работники иностранных фирм, дипломаты… Вот такой эксклюзивный спальный район нашей многолюдной столицы. Ты и не представляешь, какие резиденции там можно увидеть! Немало там и супермаркетов, и бутиков, и ресторанов, и кафе. В Джанзуре можно поесть даже лучше, чем в Триполи, и уж точно намного дешевле.

— Съесть бутерброд с тараканом? — кривлюсь я.

— Бутербродов с тараканами там уже нет. Новым клиентам такие закуски не нравятся.

— И когда же мы поедем? — уточняю я, ибо мне не терпится увидеть эту виллу.

— Вскоре.

Типично арабский ответ! Никакой конкретики, одно увиливание.

— А поселиться там мы не сможем? Там же, наверное, лучше, чем на ферме!

— А на что мы тогда будем жить? Сейчас уже, по крайней мере, все деньги с виллы поступают на мой счет и никуда с него не улетучиваются! — Снова разгневавшись, Ахмед ударяет ладонью о стол. — Впрочем, они обещали вернуть мне деньги… по частям. — Он тупо глядит в пространство.

— Кто — они? — робко спрашиваю я.

— Да ладно тебе! Не хочу и говорить. Я сейчас взорвусь!

— Ну хорошо, не будем больше об этом — мне жаль твои нервы, — тихо говорю я и хочу погладить его по руке, но он срывается с места и начинает шагать по комнате туда-сюда.

— А я-то думал, что мне хватит на повторное открытие фирмы, на ремонт фермы, а весной — еще и на саженцы! Как было бы прекрасно! — кричит Ахмед, воздев руки. Он так разнервничался, что даже не замечает, как то и дело дергает себя за волосы.

Не знаю, как его успокоить, не отваживаюсь уже ничего говорить, чтобы не ухудшить положение. Но мне любопытно, кто же все-таки растратил его деньги?

— Метек хочет выкупить у меня наш маленький бизнес. На эти деньги, надеюсь, мне удастся снова открыть здесь предприятие — разумеется, того же профиля. — Надо же, Ахмед ни о чем не забыл, а я-то думала, что польская фирма уже выветрилась из его памяти. — А в университете мне предложили несколько преподавательских часов в неделю — это, конечно, жалкие гроши, зато положение в обществе и какое-никакое удовольствие от работы мне гарантированы. Не зря я все-таки защитил эту диссертацию в Польше! А ферму мы будем понемногу отстраивать. И я рассчитываю на то, что вскорости мы туда переедем. — Он садится рядом со мной, обнимает за плечи. — Все они мне уже изрядно надоели, — шепчет мне на ухо Ахмед, и я его отлично понимаю. — Рано или поздно мы встанем на ноги и смоемся отсюда.

Что ж, ему-то я верю, но как же я сама? «Мы встанем на ноги…» Мы — это в первую очередь Ахмед, мой муж. У него есть вполне определенные планы: карьера, фирма, университет, — но о моем будущем не прозвучало ни слова. Сама же я сейчас боюсь задавать ему волнующие меня вопросы, поскольку он и без того зол и расстроен. Надеюсь, вскоре я все же смогу дать ему понять, что у меня тоже есть какие-то потребности. А может, он и сам об этом догадается? Я ведь должна здесь хоть что-нибудь делать! А пока я даже о воспитании собственной дочери не забочусь: Марыся сейчас живет в домашнем детском саду, занятия в котором с энтузиазмом и любовью ведет моя свекровь, а помогает ей Хадиджа.

— Эй, красавица, хватит уже лентяйничать, — слышу я голос Малики.

Я пробуждаюсь от летаргии, в которой уже некоторое время пребываю. Мне нечего делать. Совершенно нечего! Поначалу мне это даже нравилось, но чем дальше, тем больше притупляются мои эмоции и тем глупее я становлюсь. Зато Марыся превосходно себя чувствует в огромном бабушкином доме, играет с детьми, все ее балуют. Она слишком много ест, особенно сладостей, и уже превращается в маленький пончик. Ахмед с утра до вечера улаживает в городе какие-то «наши» дела, и мое общество ему совершенно не нужно, даже мешает. Я прочитала все журналы и книги, привезенные из Польши; со скуки принялась изучать арабский по школьным учебникам, одолженным у детей Мириам. Идет туговато, но читать я все-таки научилась, а это уже кое-что. Уроки мне дает десятилетняя девчушка, которая очень гордится своей ролью частной учительницы. Кроме того, сестры Ахмеда подбрасывают мне какие-то женские журналы на английском. Но сколько можно читать о моде, диетах и разновидностях основы под макияж? К тому же следовать всем этим советам для меня сейчас нереально, да и излишне… Ничего-то мне не хочется. И я вновь прикрываю глаза и сонно потягиваюсь в постели.

Распахиваются двери, и я слышу цокот каблуков-шпилек по напольной плитке.

— Кажется, ты уже напрочь оглупела! — Малика дергает меня за руку. — Ты что, намерена проспать остаток своей жизни?!

— Нет, — апатично отвечаю я, открыв один глаз. — Но что мне делать? Плевать в потолок?

— Я наконец-то нашла для тебя занятие. Давай, сдвинься же с места — ты толстеешь прямо на глазах!

Так и есть. Как быстро можно себя запустить, особенно если мало двигаешься!

— И что ты придумала? Я открыта для всех предложений. — Медленно, будто старушка, я приподнимаюсь на локте. Болят все мышцы и кости — понятия не имею почему.

— Ах ты инвалидка! Ты же заржавела! Обленилась!

Малика выглядит отлично: она, как всегда, элегантна в одном из своих деловых костюмов, на этот раз бежевого цвета, на высоких каблуках; кожу ее оттеняют ненавязчиво поблескивающие украшения. Волосы уложены, ногти накрашены… Боже мой! Я чувствую себя бедной родственницей из деревни.

— Слушай меня. Сначала — бегом в ванную, затем я веду тебя в салон красоты, а то с тобой на людях показаться стыдно… А после обеда мы отправляемся к тетке Мине. — Она планирует мой день, и сердце у меня от радости начинает биться быстрее.

— А кто она?

— Мамина сестра, но старше меня всего на несколько лет. Ты ведь знаешь, здешние женщины рожают чуть ли не до самой смерти, а количество детей — это их гордость. Роды в зрелом возрасте должны служить доказательством того, что они еще молоды и бодры. Правда, выглядят они как страшилища, а дети уже буквально сами из них выпадают, но это другой вопрос… В каждой стране свои обычаи.

— А вот у нас…

— Ладно, ладно, не сейчас, — нетерпеливо перебивает меня Малика. — Дочь тети Мины, идиотка, выходит замуж. А я, как ближайшая тетка, обязалась во всем ей помочь.

— Похоже, помогать другим у тебя в крови.

— Дело не в этом, и я бы даже не сказала, что они как-то особенно любят меня. Просто у меня есть деньги и связи, и я, в отличие от них, способна организовать что угодно.