— Насть, — поспешно прервал он меня, — я сужу со своей колокольни. Я ведь не только адвокат, но и человек Может быть, я слишком резок, но с трудом сдерживаюсь. Каждый день я думаю о том, что не против вернуться и расквитаться с ним по-мужски, чего я не сделал тогда. Меня удерживает только то, что ты еще можешь дать развитие делу. И любые мои необдуманные действия принесут только вред.

— Рома, — ахнула я. — Не надо этого делать. И хорошо, что ты этого не сделал. Он же будет только рад воспользоваться потом твоим именем и положением. Но спасибо…

— Иди ко мне, малышка.

Я послушно подошла и уткнулась лбом в его плечо. Он погладил меня рукой по спине.

— Тебя семья отговорила от заявления? — тихо спросил он. — Ты ведь с ними вчера встречалась.

Вот каковы семьи в мире Романа Исаева. Там все стоят друг за другом горой.

— Да, я встречалась с ними вчера… Вот только…

Я шмыгнула носом, и Рома с удивлением отпрянул от меня, а после его глаза потемнели. И когда он научился так хорошо считывать мои эмоции?

— Что они сказали? — его голосом можно было резать камни.

— Они мне не поверили, — беззвучно отозвалась я.

В моем же мире безработный нахлебник в семье значит больше, чем собственная дочь. Я не знаю, чем Павлик так ценен для моей мамы. Не понимала их отношений с самого начала. И так и не нашла причин, по которым мама даже не стала меня слушать. Я не ночевала дома целую неделю и не пришла за вещами, но она поверила в то, что я купилась на обещания мажора, а не на то, что из дому меня могли выгнать совсем другие вещи.

— Не плачь, малышка, — прошептал Рома, вытирая мои слезы пальцем. — Честно признаюсь, их решение я понять не могу и не смогу, но сейчас давить на тебя тоже не буду. Если ты — только ты должна принимать это решение, — если ты захочешь подать заявление, просто знай, я помогу тебе всем, чем могу.

О, черт. Я разрыдалась только сильнее.

— Настя, — он поднял мой подбородок, вынуждая меня смотреть на него, хотя я всячески старалась спрятать свое заплаканное лицо у него на груди. — Посмотри на меня, Настя.

Я кивнула.

— Пообещай мне, что даже, когда все закончится, ты не вернешься в ту квартиру.

Я замерла с широко распахнутыми глазами.

Когда все закончится.

Он не сказал «если все закончится».

Но, кажется, Рома принял мое изумление только на счет того, что он просил меня больше не возвращаться в то единственное место, что у меня вообще было.

— Насть, я позаботился о том, чтобы твоей зарплаты хватило на то, чтобы снять отдельную квартиру.

Я поняла, что мне нечем дышать. Он позаботился. Заранее. Разумеется, тогда он еще надеялся, может быть, что между нами ничего не будет, я была для него только помощницей… А сейчас? Тоже?

Не рано ли выяснять отношения после одной-единственной ночи? И как я буду выглядеть в его глазах, если в ответ на заботу забросаю его претензиями? Паршиво буду выглядеть.

— Я еще не проверяла свой счет. Вернее… — откашлялась я. — Я делала это только в самом начале.

Рома улыбнулся.

— Ты наивная и хорошая девочка, Настя. Кажется, готова была работать даже просто так, ради опыта. Но это не мой вариант.

— Спасибо, — кивнула я, все еще не понимая, почему горло словно стянуто тугой лентой. — Но ты же меня уволил вчера, Рома?

Рома отмахнулся.

— Считай, что взял обратно. Я не справлюсь без тебя. Просто… Это неправильно спать со своей помощницей и студенткой. Ты ведь все еще моя студентка, Настя. И я буду читать у тебя курс лекций в сентябре. Все это…

— Сырники! — воскликнула я.

Подлетела к плите, уговаривая себя, что просто должна предотвратить пожар и что мое бегство не означает ничего другого.

Но брошенные Ромой фразы и сами складывались в безутешную картину. В сентябре я снова стану его студенткой, а это неправильно, когда профессор трахает свою студентку вибратором. Кто бы спорил? Я и сама так считала до недавнего времени.

А Рома был человеком железных правил. Подъем в пять утра, режим, расписание, спорт и расписанные по минутам дни. Так что, мне казалось, я понимала — он и сам уже все знал наперед. В глубине души уже знал, поэтому и сказал: «когда это закончится».

Может быть, даже дал мне время, чтобы принять и смириться.

Первый идеальный завтрак отправился в мусорку. Да простит меня та корова, из молока которой делали этот натуральный творог.

Я дышала глубоко и часто, пока замешивала новую порцию. А после, пока идеальные кружочки подрумянивались, почувствовала, как Рома обвил мою талию одной рукой и прошептал одними губами:

— Не витай в облаках, Настя. Будь здесь и сейчас, будь со мной.

Здесь и сейчас. Пока не наступило это чертово «когда».

— Мы так никогда не соберемся, — проворчал Рома, притягивая меня к себе.

Был понедельник, и мы стояли посреди его гардеробной, куда пришли после душа и того, как проснулись вместе в моей спальне. На мне, пока я помогала Роме с брюками и рубашкой, было только полотенце, которое могло в любой момент упасть к ногам и оставить меня совсем без одежды.

— Еще только пять пятнадцать, у нас полно времени, — отозвалась я, целуя его в шею после каждой застегнутой пуговицы. — И я каждое утро мечтала это сделать, пока сражалась с этими чертовыми пуговицами.

— Раз ты исполняешь свои мечты, то я исполню свои.

Он резко дернул и отшвырнул полотенце в сторону. Я ойкнула от неожиданности.

— Посмотри на себя, — промурлыкал этот искуситель. — Ты отражаешься во всех трех зеркалах в разных ракурсах. Я мечтал однажды увидеть тебя такой.

Я посмотрела на одну из зеркальных панелей в гардеробной. Зрелище, конечно, было огонь — он полностью одетый, в дорогую рубашку, черные брюки, даже обут, а в моих руках только галстук и больше никакой одежды. Я поняла, что снова возбуждаюсь, глядя на это, но взяла себя в руки и сосредоточилась на узле.

Рома положил ладонь мне на грудь, пока я занималась галстуком, и очертил круг вокруг соска. Дышать сразу стало сложнее. Почему мне так срывает крышу от его прикосновений? От его близости? Я и не думала, что бывает такое, когда невозможно насытиться чужой лаской. Когда хочется только еще больше, сколько бы ни было ее вчера.

— О чем ты еще мечтала, Настя? — проговорил он, глядя на меня сверху вниз, пока его пальцы играли с моими твердыми и вовсе не от холода сосками.

— Ох… Я не помню, — соврала я.

Я помнила, еще как помнила, просто пусть это для Ромы станет сюрпризом.

— А ты?