– А что будет, если мы увидим полицейских? – спросил Лука.

Он лежал на животе между Мами и Соледад. Повернувшись к нему, старшая сестра прижала ухо к изгибу своего локтя и сказала:

– Малыш, тогда придется бежать что есть духу.

Иногда остановки длились недолго, всего по несколько минут, но порой поезд стоял на месте больше часа. Затаив дыхание, мигранты покорно ждали – в напряженных позах, на взвинченных нервах. Они буравили взглядом местность в поисках движения позади фигур рабочих, которые разгружали и загружали пустые вагоны. Некоторые из грузчиков кидали мигрантам какую-нибудь еду и наполняли их фляги водой. Другие, словно кто-то велел им не помогать мигрантам, вели себя так, будто на крыше поезда не было ни души. Это была сложная дипломатия: одни делали вид, что не видят, другие – что их не видно. Затем наконец-то гудел свисток, поезд дергался и возобновлял путь, а облегчение становилось все сильнее. И когда наступил золотой, сверкающий предзакатный час, когда кожа Соледад засветилась, словно выхваченная непрошеным прожектором, сестры склонились друг к другу и о чем-то тихо заговорили.

– Мы никогда не ездим на поезде ночью, – объяснила Соледад Лидии спустя несколько минут.

– Поэтому планируем сойти, – добавила Ребека. – На ближайшей остановке.

Лидия молча кивнула, но не спросила почему.

– Тогда и мы тоже сойдем, да, Мами? – сказал Лука.

Очевидно, таким образом сестры приглашали их с собой. Ребека смотрела на Лидию почти с такой же надеждой, как и ее Лука. Понять выражение Соледад оказалось труднее: та повернулась к Лидии в профиль и искоса поглядывала на женщину. Лидии страшно не хотелось сходить с поезда – ведь они с таким трудом сюда попали. Теперь они наконец-то двигались с нормальной скоростью, так что она предпочла бы остаться тут до самого севера. С другой стороны, если бы не эти сестры и их советы, Лидия с Лукой никогда не попали бы на «Ла-Бестиа». Благодаря им к Луке вернулся голос. Они знают, что делают.

– Хорошо, – ответила Лидия.

На закате поезд остановился в Сан-Мигель-де-Альенде. Девочки слезли на платформу по лестнице, Лука и Лидия спустились за ними. Они помахали на прощание соседям по крыше и поздоровались с рабочими, которые пришли разгружать вагон. А потом быстрым шагом направились в город.

Сан-Мигель-де-Альенде оказался образцовым местечком: чистые улицы, обнесенные каменными оградами, аккуратные клумбы и подстриженные деревья на площадях. Спускаясь по широкой дороге, они увидели розовую церквушку, подрумяненную закатным солнцем; от калитки к фасаду тянулись праздничные треугольные флажки. Лука по-прежнему ощущал в теле гул железной дороги. Бетон под ногами казался до странного неподвижным. Компания миновала мебельный магазин, аптеку, бар и роскошный особняк с балкончиками. Заметив неподалеку трех мужчин, которые валялись под пальмой, сестры, не сговариваясь, прибавили шагу. Они шли мимо новеньких оштукатуренных домов и старых домов из камня, мимо супермаркета, футбольного поля, старой нищенки, супермаркета подороже – и наконец ступили на круговой перекресток, за которым начинался центр города.

Сестры шли, повинуясь своим отточенным инстинктам: ориентируясь по потокам людей и дорожным знакам, они постепенно приближались к центральной площади. Именно в таких местах, чистых и многолюдных, девочкам было спокойнее всего. Гостиница, автобусная остановка, статуя в виде крылатого ангела, занесшего над кем-то меч… Закатное небо потемнело с розового до лилового. Рядом с фруктовой лавкой, на ящике из-под молока, сидел мужчина в белой ковбойской шляпе. В его руках страстно дышал аккордеон. Казалось, под эту музыку движутся все вокруг. Какая-то дама жарила на гриле мясо, и от его аромата у Луки в животе всколыхнулся голод. Но они продолжали идти вперед, пока улицы не сузились, сменив асфальт на мощеный камень. На кованых железных балконах висели бумажные фонарики, танцевавшие на ветру. Этот городок отличался от Акапулько во всех отношениях, кроме одного: он тоже походил на открытку типичного мексиканского города. У них за спиной садилось солнце, и вся улица окрасилась алым.

Лука сжал руку Лидии.

– Мами, я хочу есть.

– Очень вовремя, малыш, – ответила Соледад. – Мы как раз пришли.

Они стояли на центральной площади. Чтобы немного перевести дух, все четверо нырнули под сводчатый портик большого здания цвета корицы. Лука выпустил руку матери и, не снимая рюкзака, прислонился спиной к стене. Люди на площади ели тортас и пили колу. Болтали и смеялись. Три музыкальные группы, одетые в разные цвета – оранжевый, белый и бледно-голубой, – расположились по разным краям площади, ровно на таком расстоянии, чтобы соперники их не заглушали. Прохаживаясь туда-сюда, они радовали туристов жизнерадостной народной музыкой. По площади были раскиданы необычные деревья с узкими, упругими стволами. Их причудливые кроны сплетались в плотный и пористый зеленый свод. Над площадью, напоминая сказочный замок, мятежно рвались вверх розовые башенки, увенчанные золотым крестом. То был приход Архангела Михаила; очертания собора величественно рисовались на фоне сумеречного неба.

– С ума сойти. – Ребека озвучила мысль, которая пришла в голову всем четверым.

Лука редко бывал в настолько странных местах. Когда последний луч солнца медленно прополз наискосок и, осветив на прощание церковь, скрылся где-то за городом, на главной площади вспыхнули разом все фонари. Засияли стволы деревьев, окутанные нитями разноцветных лампочек. До чего же трудно было находиться в таком чудесном нарядном месте. Лидию захлестнуло чувство вины. Неправильно, нехорошо поддаваться простому обаянию красивого городка. На лице Луки читались похожие чувства, и Лидия взяла его за руку. Сознание мальчика изо всех сил сопротивлялось волшебству момента: его мысли заполонили воспоминания о погибших родных, бесконечная череда выстрелов в ванной комнате бабушкиного дома, доносящиеся снаружи крики, руки Мами, прижатые к его ушам, яркая капелька крови на зеленом кафеле. Их всех больше нет. На мгновение Лука исчез вместе с ними и потому не услышал, как его окликает Мами. Не увидел, как Ребека и Соледад склоняются над ним в порыве сестринской заботы. Не осознал, что он плачет, что его руки обхватили голову. Лука не знал точно, как долго он отсутствовал, но, очнувшись, обнаружил себя в объятиях Мами, которая тихонько покачивалась вместе с ним. Ее пальцы ерошили ему волосы, ее голос утешительно нашептывал сыну на ухо:

– Тихо, золотко, тихо.

Лука кивнул.

– Простите, – сказал он. – Простите. Теперь я в порядке.

Но Лидия его не отпускала.

Взглянув поверх его головы, она встретилась глазами с Соледад, и между ними вспыхнула искра взаимопонимания. Они поняли друг друга, увидели невысказанные страдания, прочувствовали обстоятельства, которые привели их сюда. Это длилось мгновение, краткое и значительное, словно удар сердца.

Соледад обратилась к сестре:

– Ребека, пойдем поищем еды для Луки. И решим, где ночевать.

Лидия поблагодарила ее, медленно сомкнув ресницы.