Купер продолжал что-то мямлить, путаясь в словах и пытаясьпривлечь внимание Мелиссы.

Вы с Купером не одного поля ягоды, — шепнул кто-то вмыслях. Мелисса потрясла головой. Голос внушал стыд, то был голос тщеславия.

Тайсону он и в подметки не годится. Помнишь, как все было?..

Мелисса изо всех сил старалась отогнать воспоминания: иласковые глаза Тайсона, исполненные желания… и руки на ее коже, такие нежные ирешительные одновременно… глубокий голос, от которого даже самые простые словазвучали лирикой… губы на кончиках ее пальцев… горячие волны, захлестывающие сголовой…

Сердце забилось в страдании.

Мелисса нарочно выудила из памяти другой образ, чтобызамазать прелестные картинки. Железный кулак Тайсона внезапно бьет ее по лицу —черная пелена застилает мир; и вот она уже на полу, задыхается в собственнойрвоте… боль в каждой клеточке тела…

Он извинился. Как он извинялся! И обещал. Никогда больше. Ивновь кофейные глаза Тайсона… Слезы застилают взор Мелиссы, мешают видеть… Нет,эту картинку нарисовала не она сама.

Ах, она уже ищет его глаза. А он все не отводит взгляда. Иброви хмуры, и на лице печаль…

Мелисса вновь содрогается.

— Ты замерзла? Наденешь мой?.. — Купер почтистянул с себя смокинг, как вдруг сообразил и замер, смущенно покраснев. —Да что я говорю, здесь такая жара, — произнес он жалким голосом,застегивая смокинг.

— Я не замерзла. — Мелисса заставила себя смотретьна его желтоватое мальчишеское лицо.

— Лаково тут как-то, — выдал вдруг Купер, и онарадостно кивнула — ну хоть в чем-то они сходятся! — Можно поехать вотцовский загородный клуб. Не откажешься от десерта? Ресторан там просточудный. Нам и столик ждать не придется. Когда они узнают, кто я такой…

Мелисса снова поплыла.

Что я здесь делаю с этим мелким выскочкой? — спросилтот же незнакомец в голове, хотя теперь незнакомец говорил ее голосом. Какоеничтожество! Ну и что, что Купер и мухи не обидит, разве главное в любви —безопасность? Мое лоно не исходит истомой, когда я смотрю на Купера. Когдасмотрю на любого, кроме Тайсона… Себя не обманешь, мне его отчаянно недостает.Не любовь ли это, когда так сильно кого-то недостает?

Ох, как пожалела Мелисса, что выпила столько обжигающегопунша. Теперь все мысли путались.

Тайсон вдруг покинул свою спутницу, пересек танцзал иостановился прямо перед ней, прекрасный, широкоплечий. И посмотрел так, словноКупер был пустым местом.

— Мелисса… — Голос обжигал точно пламя, прекрасныечерты искажала печаль. — Пожалуйста, Мелисса… — Он протянул ей руку,не замечая безмолвного протеста Купера.

Да, да, да, да, да! — подсказывал кто-то в голове.

И сразу нахлынули воспоминания. Затуманенный разум рванулсяиз последних сил…

Мелисса неуверенно кивнула.

Тайсон облегченно улыбнулся, оттеснив Купера, и заключилдевушку в объятия.

Как же с ним легко! Кровь Мелиссы вспыхнула в каждойжилочке…

Готово! Раздвоенный язычок пламени обагрил светом лицобледнокожей брюнетки в туалете. Ах, как взревело пламя! И услышали бы, услышалибы его наверняка, не будь развизжавшиеся перед зеркалом девчонки так занятывыяснением отношений.

Пламя угасло, и брюнетка глубоко вздохнула. Веки еезатрепетали и вновь опустились. Кулачки сжались так, что побелевшая кожа готовабыла треснуть на острых костяшках. Изящная фигурка извивалась, словносаламандра в огне. Аура страсти, решимости, воли и напряжения сил почтиматериализовалась вокруг нее.

Чего жаждало это существо? Какой цели алкало? Одно ясно: тацель достойна любой жертвы.

— Купер! — шепнула она, и пламя хлынуло изо рта,носа, ушей; пламя омыло лицо девушки.

…Словно ты червяк! Словно и нет тебя! Купера трясло отярости; подкидывая слова обиды в топку гнева, он распалялся все больше.

Надо открыть ей глаза! И Тайсону показать, кто здесьглавный!

Рука машинально потянулась к грузно оттопырившемуся надкопчиком пиджаку. Купер даже заморгал, будто очнувшись ото сна: ведь у меняпистолет! Что ж я время теряю?!

Холодные мурашки мгновенно разбежались по шее. Пистолет? Надискотеке? Ты спятил?

Придурок!.. С другой стороны, что оставалось делать, когдаУоррен Бидз взял его на «слабо», напомнив о глупой похвальбе? Охрана в школемух не ловит, можно протащить что угодно. Вот и доказал всем, вот и молодец.Стоишь теперь как дурак, с пистолетом за спиной… Утер нос Уоррену Бидзу?

Вон она, Мелисса; головка на плече у наглого качка Тайсона,глаза томно закрыты. Уже и забыла, что на свете есть Купер.

Ярость вскипела мгновенно — рука метнулась за спину.

Но Купер лишь энергичнее помотал головой. Идиотизм! Не заэтим же он, в самом деле, пистолет принес! А просто шутки ради, так, дляприкола.

Взгляни на Тайсона, на его самодовольную ухмылку! Он жесмотрит на тебя свысока! Да что он о себе возомнил?! У него вообще отец —садовник! Плевать он на меня хотел, ему и в голову не придет, что я могу расквитатьсяза такое оскорбление. Поди, уже и не помнит, кто ее сюда привел. А для Мелиссыя — пустое место.

Пылая обидой, Купер вновь заскрипел зубами. Перед егомысленным взором самодовольная улыбка стекала с лица Тайсона, сменяясь испугом…нет, ужасом при виде ствола в руках Купера.

Ледяная волна страха вернула парня в танцзал.

Пунша мне. Еще пунша, больше пунша! Тошнотворной, крепкойдряни. Еще несколько хороших бокалов пунша, и я разберусь в ситуации!

Вдохнув поглубже, чтобы не упасть, Купер ринулся к столику снапитками.

Черноволосая в дамской комнате нахмурилась и раздраженномотнула головой. Успокоилась немного и гортанно, по-кошачьи промурлыкала себепод нос:

— Ладно, спешить некуда… Немного выпивки? Пусть. Пустьзабудется, утратит волю… Подождем. Так много остальных, так много приятныхмелочей…

На сей раз веки порхали дольше прежнего.

— Сначала Мэтт с Луизой, потом Брайан и Клара, —говорила она себе, будто сверялась со списком важных дел. — А потом Гейб —нечего совать везде свой нос! Почему это он до сих пор не горюет? — Ещеодин успокоительный вдох. — Пора бы моей милой помощнице возвращаться кработе!

Зажмурившись, она сдавила виски кулаками.

— Селеста!

Селеста с радостью услышала знакомый зов. В последнее времяэтот голос подсказывал все самые лучшие мысли.

А не слишком ли хорошо Мэтту с Луизой?

Взглянув на парочку, Селеста обнажила зубки.

Ах, они веселятся? А кто разрешил?