и кровавыми должен был именно Ягода. Естественно, всю вину за них впоследствии переложили бы на вас, что и было сделано в моём времени.

Сталин побелевшими пальцами буквально впился в подлокотники кресла, в котором сидел, и смотрел на меня жёстким взглядом, от которого хотелось куда-нибудь спрятаться.

– Надежда предала меня, покончив с собой, – прошипел он сквозь зубы.

– Не всё так однозначно, товарищ Сталин. Однако окончательно всё прояснить может лишь Хрущёв и этот самый Юлиус.

Сталин вдруг как-то поник в кресле. Передо мной сидел не жёсткий глава государства, готовый для блага страны послать на смерть любого, включая своих близких, а уставший человек, который взвалил себе на плечи непомерный груз.

– Ти знаешь, Виктор, а я тебе вэрю, – Сталин говорил тихо, с чуть заметным акцентом. – Когда-то я учился в семинарии и там повстречался с одним старым, можно сказать, древним монахом. Он остановился напротив меня, долго смотрел мне в глаза и сказал, что мне суждено править империей, но императором я не буду. Что придётся пройти через море крови, войны и страдания. Что однажды ко мне придёт белый змей, и если я не приму его помощь и советы и не поверю ему, то через годы всё созданное мной рассыплется прахом. А чтобы враги не могли нанести мне вред, он закрыл для всех мою душу. Так сказал тот монах. Только мне не совсем понятно, почему змей? То, что белый, я по твоему костюму вижу.

– Змей, Змий, Дракон… – Я хохотнул. – Китайцы в Чите назвали меня земным воплощением Великого Красного небесного Дракона Тяньлуна, который защищает богов и их чертоги.

– И что же Красный Дракон в белом нам посоветует? – Сталин слегка усмехнулся своим словам. – И называй меня по имени-отчеству. Товарищ Сталин – это слишком официально.

– Спасибо, Иосиф Виссарионович. Тогда и вы меня называйте по имени. А посоветовать я могу лишь не торопиться. Нужно поднять по тревоге как минимум курсантов кремлёвских пулемётных курсов и дивизию имени Дзержинского. Тем более повод для этого есть. Также нужно немедленно вызвать сюда Будённого и Ворошилова. И, уж прошу простить меня, но все ваши контакты с кем-либо в ближайшее время должны проходить только в моём присутствии и в присутствии товарища Власика. Опасность покушения на вас слишком велика. Аресты Хрущёва и Тухачевского провести уже после похорон Ягоды.

– Я с тобой, Виктор, полностью согласен… – Сталин встал и прошёлся по гостиной. – А ты, Сергей, что скажешь?

Киров, побарабанив пальцами по столу, кивнул каким-то своим мыслям.

– Я тоже согласен с Виктором, Коба. Особенно в том, что касается твоей безопасности.

– А как у вас там, – Сталин махнул рукой с зажатой в ней трубкой куда-то себе за спину, – развивались дальнейшие события? Можно кратко. Подробно мы ещё обо всём побеседуем позднее.

– Если кратко, то после убийства Кирова, – на этих словах Кирова непроизвольно передёрнуло, – в стране начались массовые репрессии. Проводил их Ягода. В тридцать шестом году его сняли с должности наркома внутренних дел, а в тридцать восьмом расстреляли. После него наркомом стал Ежов, который, то ли сам будучи адептом ордена, то ли просто для того, чтобы выслужиться, лишь ещё больше раскрутил маховик репрессий. Многих арестовывали без каких-либо оснований, лишь по чьим-то доносам. К слову сказать, Троцкий писал своим последователям в СССР, что в случае ареста они должны оклеветать как можно больше честных и преданных стране специалистов и военных и тем самым ослабить Советский Союз.

Ежов был наркомом до тридцать восьмого года. В тридцать девятом его также расстреляли, и наркомом стал Лаврентий Павлович Берия. При нём масштабы репрессий резко сократились. Были пересмотрены многие дела, и около двухсот тысяч человек вышли на свободу только в тридцать девятом – сороковом годах. Многие были полностью восстановлены в правах. Впоследствии Берия курировал все важнейшие разработки и исследования, в том числе создание самого мощного атомного оружия. Многие в моём времени называли его самым эффективным менеджером всех времён. В том варианте истории он был расстрелян по приказу Хрущёва после вашей смерти. Это если излагать кратко.

– Невесёлую картину вы нам нарисовали, товарищ Виктор. – Сталин глубоко затянулся трубкой. – Получается, что нам нужно срочно вызывать товарища Берию из Грузии, и пусть он принимает наркомат.

– Я думаю, Иосиф Виссарионович, что пока этого делать не нужно. Если позволите, то на пост наркома внутренних дел я бы посоветовал поставить товарища Кирова и начать реорганизацию ведомства. К этому пришли в начале сорок первого года, буквально накануне войны, и разделили НКВД, собственно, на сам Наркомат внутренних дел и на Наркомат государственной безопасности. Структуры ведомств у меня есть, и я их подробно распишу. А товарища Берию назначить одним из ваших заместителей, курирующим важные разработки и стройки.

– Я считаю, что ваше предложение, товарищ Виктор, – Сталин ткнул трубкой в мою сторону, – стоит хорошенько обдумать. А кем вы видите себя в сложившейся обстановке?

– А себя я вижу в качестве советника, скажем, по культуре. Буду приучать к культурному поведению отдельных граждан как Советского Союза, так и других государств. Ну и хотел бы заняться другим мощнейшим оружием, пропагандой. Здесь, – я постучал пальцем себе по лбу, – хранится очень много по-настоящему хороших и патриотических песен, книг, фильмов. Этого хватит на долгие годы. Да и методы пропаганды шагнули далеко вперёд.

Сталин долго, задумчиво смотрел на меня. Затем, что-то решив, выпустил клуб ароматного дыма и сказал:

– Я подумаю о том, какую должность вам дать, товарищ Виктор.

– Есть ещё один вопрос, который необходимо прояснить. – Сталин подошёл к столу и взял в руки папку с моими записями. – Вот это бесценно, но в этом мире всё имеет свою цену. Что вы, товарищ Головин, хотите за переданную вами информацию по месторождениям?

– Товарищ Сталин, – я тоже перешёл на официальный тон, – эта информация – лишь малая часть того, что я принёс с собой, и всё это я передаю моей Родине, Советскому Союзу, абсолютно безвозмездно. Единственная просьба – это позаботиться о моей сестре в случае, если со мной что-либо случится. Она сейчас находится в Ленинграде, в семье моей, надеюсь, будущей невесты.

– Невесты? – переспросил Киров, а Сталин, всплеснув руками, только воскликнул:

– Ай, молодец! Уже и невесту себе успел найти! – Затем, подойдя ко мне, положил руку мне на плечо и, глядя в глаза, твёрдо пообещал: – Спасибо тебе, товарищ Виктор. Страна не забудет, что ты уже для неё сделал. А за сестру и невесту не волнуйся, о них мы с товарищем Кировым позаботимся, хотя я надеюсь, что этого не придётся