Хрущёв, лишь войдя в помещение винного погреба и увидев собравшихся, смотрящих на него явно недружелюбно, каким-то звериным чутьём сразу всё понял. Он бросился на колени и пополз к ногам Сталина, умоляя его простить. Я встал у него на пути и пинком отбросил от Сталина. Хрущёв, размазывая по лицу слёзы и сопли, сел прямо на полу и начал убеждать всех, что он специально втёрся в доверие к заговорщикам, чтобы выведать их планы и потом сообщить обо всём лично товарищу Сталину. Что он всегда был верным делу партии и лично её вождю, что готов искупить свою вину за то, что не успел доложить обо всём. В общем, зрелище было мерзким. И это было, похоже, не только моё мнение.

– Заткнись, набичвари[14], – прикрикнул на него Сталин. – Виктор, можешь узнать у него всё? Эту тварь слышать не хочу.

Я молча кивнул в ответ и подошёл к корчившемуся на полу Хрущёву. Увидев меня, он тоже попытался начать целовать мои ботинки, но замер, парализованный. По-моему, я или переборщил, или, наоборот, уменьшил силу воздействия, потому что паралич явно не сказался на кишечнике, и по погребу поплыл характерный запах.

Я брезгливо поморщился и положил ладони на виски того, кого уже никогда не назовут Кукурузником. Да что же вы за мерзкие такие все? Решено, после всего этого попрошусь у Сталина в баню и буду отмываться там до скрипа.

Так, ну и что тут у нас? Завербован орденом в 1920-х годах. Был умело подведён к Кагановичу, которого за глаза называли серым кардиналом Сталина. С этого момента его партийная карьера начала стремительно расти. Учась в Промышленной академии в Москве, по заданию ордена познакомился с Надеждой Алилуевой, женой Сталина. С его подачи она поехала лечиться в Карлсбад в 1930 году, где за два месяца с ней пытались поработать люди ордена. Однако толком у них ничего не получилось. Хрущёв не знал, что именно Надежда должна была сделать, но его куратор Юлиус был явно недоволен. Сознание Надежды Алилуевой до конца боролось с внедрёнными закладками. Она стала раздражительной, часто ссорилась с мужем, не в силах сообщить ему обо всём, что с ней произошло, и в конце концов нашла единственный, по её мнению, выход. Покончила с собой, спасая тем самым свою семью.

Что интересно, так это то, что и Хрущёв, и Тухачевский, оба считали себя главными в предстоящем перевороте. И оба смогли запечатлеть в память лицо этого самого брата Юлиуса. Жаль, настоящего имени его они тоже не знали. А в остальном все показания Тухачевского подтвердились полностью, и даже можно было добавить несколько дополнительных фамилий заговорщиков.

Я отошёл от сидящего на полу Хрущёва и кивнул Сталину, давая понять, что свою работу сделал. Сталин оглядел своих соратников, с брезгливостью смотрящих на сидящего в вонючей луже Хрущёва, и молча кивнул мне в ответ.

Я поднял всё тот же пистолет и второй раз за день произнёс фразу:

– Именем Союза Советских Социалистических Республик.

Все разъехались, получив указания. Киров отправился принимать Наркомат внутренних дел, Молотов – наводить порядок в Совнаркоме, Будённый с Ворошиловым – командовать войсками, обеспечивающими порядок в Москве, Ленинграде и других крупных городах, а мы со Сталиным сидели в его кабинете, и я рассказывал ему историю того, другого мира. Со всеми подробностями. Не раз и не два из уст Сталина вылетали самые грязные грузинские ругательства. Информацию о дате своей смерти в том мире он воспринял абсолютно спокойно, а вот рассказ о судьбе его детей его взволновал.

– Значит, ни Яков, ни Василий меня не предали и не отказались от меня, даже ценой своей жизни?

– Да, это так, Иосиф Виссарионович. Они оба до последнего вздоха были верны своему отцу.

– А Светлана, как она могла так обо мне? – с горечью спросил Сталин.

– Она винила вас в смерти матери. Думаю, что теперь всё будет по-другому.

– Да, Виктор, ты прав. Теперь всё будет по-другому. – Сталин раскурил свою трубку. – Я хотел попросить тебя помочь Кирову разобраться с этим заговором. Надо побыстрее заканчивать с ним и начинать работать. Будешь числиться моим помощником и порученцем. Соответствующий мандат тебе выпишем.

Следующие три недели слились в один сплошной бесконечный день. Я мотался с особой опергруппой по адресам заговорщиков. Производились аресты, допросы, в которых я участвовал. С моими способностями удавалось быстро получить всю информацию и свести риски при задержаниях до минимума. Хотя нескольких довольно серьёзных перестрелок избежать не удалось. В конце концов, мне просто надоело таскать пистолет в кармане, и я раздобыл в закромах НКВД белую портупею через плечо, белую кобуру и кольт М1911.

А ещё мне выдали просто убойный мандат, в котором было сказано, что помимо того, что я являюсь помощником и личным порученцем Сталина и все мои приказы и распоряжения обязательны к исполнению, я ещё и обладаю правом внесудебного вынесения приговоров и приведения их в исполнение. И подписано всё это Сталиным, Молотовым, как председателем Совнаркома, наркомом внутренних дел Кировым, только что назначенным генеральным прокурором СССР Вышинским и председателем Верховного суда СССР Винокуровым. С такой ксивой я невольно вспомнил фильм «Судья Дредд». Там судьи имели такие же права, как у меня.

В конце концов дошло до того, что мой безупречно белый наряд начали узнавать в совучреждениях, и при моём появлении там все буквально впадали в ступор. Кто-то даже называл меня за глаза личным палачом Сталина. Наивные. Я не палач, я Дракон, который чистит свой дом от мусора. И я в очередной раз в сопровождении опергруппы проходил в нужный мне кабинет и за шкирку вытаскивал того, кто был мне нужен.

При всём при этом все материалы следствия были в открытом доступе. В центральных газетах были выделены целые полосы, на которых печатали выдержки из протоколов допросов, так что большинство воспринимало эти аресты положительно.

К концу третьей недели, когда все, включая меня, буквально валились с ног, накал постепенно снизился. Основную массу заговорщиков и сочувствующих им удалось либо арестовать, либо ликвидировать. Также было, уже лично мной, ликвидировано больше двух десятков адептов ордена с чёрной паутиной в сознании. Эти отбивались до последнего и попортили нам много крови, сумев убить или ранить нескольких моих (о как, уже моих!) оперативников.

Я был вызван на доклад в Кремль к Сталину. Самое интересное, что никто не потребовал у меня сдать оружие при входе. Так и зашёл в приёмную в белоснежном, идеально отглаженном костюме а-ля клерик тетраграмматона, в