– Заткнись! – заорала Роза и поразилась своей ярости.

Ингрид неловко поднялась на кровати, перевалилась на бок, сползла на пол. Выглядела отвратительно.

Следи за языком, Роза, выбирай слова! Язык твой – враг твой.

– Ты вернешься? А? – Ингрид разинула рыбий рот. Рот, который целовал Титус. Кончиком языка водил по этим изогнутым губам. Ласкал, разжигал страсть.

– Там видно будет, – отрезала она. – Захочу – вернусь.

– Но… тогда… ты ведь должна меня выпустить… – Вскинула руку, другая прижата к туловищу. Волосы свисали грязными, жирными космами.

Роза смотрела на Ингрид. В промежности нарастал зуд.

– Должна?

– Прошу… Что ты задумала? Что ты собираешься делать?

– В больницу собираюсь.

Ингрид пошатнулась. Сделала несколько неуверенных шагов. Исторгла гортанное бульканье. Роза поправила пиджак.

– Помнишь, как ты с ним кувыркалась? Помнишь? Как вы валялись на пару, а мне он говорил, что работает? У тебя дома, верно? Или в твоей лавке? Шлюха! Сраная сука! Бабам, уводящим чужих мужей, место в аду! Кстати, передать ему привет? От его поблядушки?

Ингрид глотнула воздух, рот беззвучно разинут. Грязь вокруг губ.

– Титус… Прошу… Ты что-то слышала? Как он?

– Чувствует себя так, как заслужил.

– Ох, нет… Ты не можешь…

– А если он спросит о тебе? Передать тогда привет?

Ингрид зарыдала:

– Ну пожалуйста… неужели ты никогда не простишь?

– Нет! – бросила Роза и поняла, что так оно и есть.

Сделала несколько звонков. Сперва в издательство. Оскара Свендсена не застала, приболел. Похмелье, злорадно подумала она. Тем лучше. Появился лишний день.

Второй звонок – Класу Шредеру. Он не спал, голос был хриплый. Поблагодарила:

– Спасибо за вчерашний вечер.

– Вам спасибо. У вас бодрый голос.

– Наоборот. Когда уезжаете?

– Через час. Самолет после полудня. Но по новым правилам приходится приезжать заранее.

– Я тут подумала, не подбросите меня до города? Накопилось несколько дел.

– Конечно. Увидимся через час.

Роза направилась в сарай, отодвинула метки с садовым грунтом. Сумка лежала там, где оставила. На коричневой замше местами уже появилась плесень. Она отерла ее, открыла сумку. Вытащила газетный сверток с вещами Ингрид. Выбрала то, что нужно.

Временные меры, полумеры.

Но зато будет время все обдумать.

Выпила воды. Подумала, что температура спала. По крайней мере, лоб уже не был таким обжигающе-жарким. Взяла пакет с кашей. Осторожно прогрызла отверстие. Подступала тошнота, кружилась голова, но она справилась. Дышала глубокими вдохами. Извивающаяся, зернистая масса заскользила внутрь, укладываясь в сжавшемся желудке.

– Крыса, – бормотала она всякий раз, когда желудок отзывался спазмом. – Крыса знает, что здесь еда. А ты ведь не хочешь никаких крыс в кровати.

Разговаривала, будто с ребенком. Наставляла. Малыша, который не хочет есть.

Судя по звуку, это сильное животное. Пыхтело, разрывая пластик. Щелкали зубы.

Она пошарила на столе, наткнулась на что-то острое. Ручка. Пригодится, когда тварь заберется в постель снова. Воткнет ей прямо в сердце. Крыса может напасть в ответ, закусать до смерти. Но, по крайней мере, она попробует постоять за себя.

Съела всю кашу. Свернула липкий пластик, выдавила остатки. Крысе ничего не достанется. Каша лежала в желудке комом. Живот немного крутило, но ничего серьезного. Обычная еда.

Роза ушла. Ингрид догадалась об этом по особой тишине. Присутствие Розы наверху воспринималось сквозь лихорадочный бред по легким колебаниям, когда Роза ходила, садилась. Даже когда дышала.

А сейчас – всепоглощающая немота.

Когда Роза сказала, что может не вернуться, Ингрид запаниковала. Но сейчас она была спокойна. Она должна быть спокойной, чтобы осуществить то, что задумала. И никто ей не помешает. Она теперь другая. Она будет бороться за жизнь.

День выдался ясный, солнечный. Она сидела рядом с Класом Шредером в его «БМВ» новой модели. О машине с гордостью рассказал сам владелец. Розе было все равно. Но сколько же у него денег? У сиротки из приюта для трудных детей?

– Даже самое сильное похмелье не помешает проехать до самого континента, – сказал Клас. – В следующий раз так и поступлю. Я ведь скоро снова приеду в Швецию. Машину оставлю на долговременной стоянке.

В последний раз она вот так сидела в машине рядом с мужчиной… да, с Титусом. Ему нравилось водить машину. Они ездили в отпуск в Германию, его заводили скорости на автобане. Розе даже страшно делалось. Хотя она и слова не говорила на этот счет, он все равно обижался:

– Расслабься! Или ты мне не доверяешь? Неужели ты думаешь, что я с тачкой не справлюсь?

Клас Шредер поехал по старому Стокгольмскому шоссе. Извилистое, спокойное, вдоль трассы Е 4. Посматривал на нежно зеленеющие луга:

– О, как прет! Теперь-то быстро в рост пойдет. Ох, быстро…

Роза вспомнила свою корректуру. Пробормотала:

– Да.

– Красота-то какая! Все-таки северный свет особенный.

– А я думала, вам больше нравится все французское.

– И то, и другое люблю. Я вернусь через несколько недель, захвачу свою писанину. Может, у вас найдется минутка глянуть?

– Лучше отложим до осени, – поспешно ответила она. – В издательствах скоро начнется пора отпусков. В книжной отрасли летом затишье. Буквально вымирает все.

Он выглядел уставшим. Морщины вокруг глаз казались глубже из-за очков. Сунул в рот леденец от кашля.

– Хотите? В бардачке еще есть.

– Нет, спасибо.

– Где вас высадить?

– В Шерхольме лучше всего. Там сяду на метро.

Когда остановил машину, крепко стиснул ей ладонь:

– Еще раз благодарю, Роза. За то, что выслушали. И приглашаю на обед в мой следующий приезд.

– Это лишнее, – неубедительно возразила она.

– Нет-нет, я настаиваю.

Девушки ждали у входа в больницу. Давно их не видела. Сразу после катастрофы они часто встречались, но со временем отдалились.

Такие взрослые. Да они и есть взрослые. Обнялись – крепко, долго. Юлия тихо всхлипывала. Роза погладила ее по волосам. Казалось, она разучилась говорить.

– Ты все-таки пришла! Здорово, – сказала Йеннифер.