Блеснув моноклем, прошелся вдоль замершего строя, остановился на левом фланге. Поглядел на того, кто перед ним, – и внезапно усмехнулся.

…Тоже узнал.

– У некоторых кличка уже есть, достаточно оригинальная.

Стек легко ударил в грудь, прямо в синий треугольник.

– Итак, я обращаюсь к одному из вас, и мне отвечают…

– Лонжа!

7

Жорж Бонис, огладив ладонью черный автомобильный бок, легко щелкнул ногтем по стеклу.

– Что я говорил? Как новенькая!

Густые усы так и лучились гордостью.

Эксперт Шапталь оценила. «Вспышка» после лечения выглядела даже лучше, чем прежде. Не слишком дешево, и со сроками слегка затянули, но в этот ясный июньский день о таком как-то не думалось.

В путь!

– А давайте ее выкупим, – внезапно предложил Кампо. – Будем по воскресеньям за город выезжать, устраивать пикники…

«И вместе поселимся в „Гранд-отеле“», добавила Мод, не вслух, понятно. Ни к чему портить хорошее настроение. Для усача, не любящего аристократов, эти слова – просто шутка. Не всегда требуется ясность.

Теперь экипаж смотрел на нее. Что-то не так? Но тут же вспомнилось: «Я подумаю. Но ничего не обещаю».

– Едем дальше, – решила она. – Случившееся будем считать учебной тревогой. Штурман, что у нас на маршруте?

Черноволосый зашелестел картой.

– Следующая точка – Сен-Жюльен, по трассе до Ангулема и…

– Нет.

Карту брать не стала, помнила наизусть – как и короткую телеграмму шефа. Не заезжать – и точка. Тогда она просто удивилась.

…Маленькая деревня, дом на краю. Наследство старого моряка, картины и рисунки. Пропавшие рисунки…

«Больше доверия, мадемуазель Шапталь! И себе самой и, если это возможно, мне. Хороших людей искать интереснее, чем хорошие картины».

Шеф прав – хороших людей искать интересно. И не только хороших, порой это куда как занимательней.

Ключи в сумочке молчали, пульс был самым обычным, прóклятая кровь спала. Эксперт Шапталь не жила – работала.

– Маршрут меняем, точнее, возвращаемся к тому, что был вначале. Коммуна Ля-Куртин, нужный нам пункт в трех километрах к северу. Жорж, прикиньте, как нам быстрее туда попасть. Проселки сухие, можно ехать напрямик.

Мужчины склонились над картой, Мод, не желая мешать, отступила на шаг.

…Поль Верлен, мертвый и прóклятый, улыбался в седую бороду.

Господин Прюдом. – Дезертиры. – Зеленое солнце. – «Полтор-р-ра!» – Мальтийские кавалеры. – Гефрайтер Евангелина Энглерт. – Подследственная Оршич

1

«Прюдом» – фамилия, заключенная в круге, словно имя египетского фараона в надгробном картуше, постепенно начала походить на диковинного паука, восседавшего посреди сплетенной им сети. Несколько месяцев спустя эксперт Шапталь научилась различать даже малые колебания паутины. Тот, кто был в центре, оставался загадкой, но прочее уже проступало из тени.

Вначале колыхнулось далеко, возле самого горизонта. Парижская полиция поспешила доложить о невиданном успехе. Были арестованы три шайки музейных воров, причем две взяты с поличным, прямо возле приглянувшихся картин. Префект принимал поздравления и произносил речи на банкетах, но глава страховой фирмы, человек по долгу службы не верящий никому и ничему, не разделял всеобщей радости. Воров сдали свои же – за границей кодекса конкуренция была столь же безжалостной. Кто-то спешил подгрести под себя охотничьи угодья. Оставалось узнать, что предпримет новый хищник. В фирме ожидали дерзкого ограбления, чуть ли не в самом Лувре, но эксперт Шапталь, взглянув на белый лист с кругом посередине, посоветовала внимательнее следить за аукционами, причем не парижскими, а провинциальными.

Через месяц на аукционе в Марселе за немалые деньги ушли два полотна раннего Моне. Когда разразился скандал, Мод была среди тех, кому доверили экспертизу. Подделки оказались очень качественными, но девушка не без цинизма рассудила, что любителя стогов в Жаверни подделать не так и сложно. Вот если бы замахнулись на кого-то из настоящих!

Сидевший в центре паутины ее услышал. Следующим стал «Портрет неизвестного в треуголке» с подписью самого Жака-Луи Давида, проданный в Орлеане. Если бы не химики, распознавшие свежую краску, обманулась бы и она сама. Рисунок Давида скопировать несложно, однако почти невозможно воспроизвести его палитру. Несколько часов Мод стояла у портрета, пытаясь понять, как работал неизвестный. Не смогла.

А потом, уже в Париже, с аукциона исчезла картина Жерико – один из портретов душевнобольных, написанных им для доктора Лашеза. У похитителя обнаружился своеобразный вкус. Выводы делать было рано, и Мод ограничилась большим вопросительным знаком на полях. И снова подделки, на этот раз пейзажи Коро. Поскольку Жана Батиста Коро не подделывал только ленивый, девушка рассудила, что господин Прюдом наверняка устал – или витает мыслями где-то очень далеко.

Аукционы взяли под особый контроль, окружили полицией, поставили под плотный надзор жужжащего роя оскорбленных в лучших чувствах экспертов. «Он отвлек наше внимание. Теперь будут музеи», – без всякой радости предсказала Мод Шапталь.

Ошиблась! Картину Жерико, на этот раз – вариант «Бега необъезженных лошадей в Риме» украли из частной коллекции в одном из замков на Луаре. Предусмотрительный хозяин держал полотно в стальном сейфе – не помогло. А еще через неделю этюд все того же Теодора Жерико пропал из музея в Бресте.

Узнав об этом, Мод положила перед собой листок с густой паутиной и крепко задумалась. Тот, кто спрятался в круге, ничем не походил на обычных воров. Полиция была уверена, что никакого Прюдома нет и в помине, похищения шли по одной графе, подделки – совсем по иной. Но девушка уже начинала различать смутный силуэт за беспорядочным ворохом серых нитей. А что, если Прюдом сам пишет фальшивые полотна? Художник, знаток живописи и… поклонник Теодора Жерико. Подделки не цель, лишь средство раздобыть деньги ради очередного шедевра. Картину Жерико продать очень трудно, о похищениях знают во всем мире, значит, Прюдом ворует их не для других – для самого себя.

Что в итоге?

Богатый, жестокий, талантливый, с безупречным вкусом, прекрасно знающий «узкий круг» аукционистов, галерейщиков и, конечно же экспертов. Может, и она с ним знакома.

Очередной подделкой стал Энгр.

* * *

– Вспомнил! – сообщил Жорж Бонис, не отрывая взгляда от дороги. – Насчет Ля-Куртин, куда мы путь держим. То, что название знакомое, сразу понял, а сообразил только сейчас. Ля-Куртин, 1917 год!

Пуатье обогнули по объездной, и теперь «Вспышка» уверенно держала путь точно на юго-восток, к Лиможу. Дорога, очередной проселок, была почти пуста. Зеленые поля, редкие дома под черепицей, теперь уже не желтой, а красной, вдалеке – темная полоска леса.