Во Флоренции власти, конечно, знали о его расходах и исправно снабжали его средствами. «При сем посылаю испрашиваемые вами доверенность и аккредитив», — пишет ему какой-то служащий синьории. Еще перед отъездом из Флоренции Лоренцо заложил за 60 000 флоринов свою виллу-замок в Кафаджоло, а также поместья в Муджелло. Зачем ему понадобились эти деньги — для расходов в Неаполе или покрытия банковских долгов? Некоторые авторы утверждают, что и в этот, и в другие разы Лоренцо тратил крупные суммы из городской казны. Граница между финансовыми операциями Флоренции и семейства Медичи в большой степени стерлась уже при Козимо, на чем главным образом выиграл город. Может, Лоренцо решил, что пора и Медичи извлечь какую-то выгоду из такого положения? Один сохранившийся до наших дней документ свидетельствует, что как-то раз в годы своего правления Лоренцо перевел на свой счет 74 948 флоринов «без санкции закона и кого-либо из официальных лиц». Невозможно сказать, для чего это было сделано, — позднейшие поколения Медичи уничтожили все документы, относящиеся к тому периоду. Тем не менее Рэймонд де Ровер, большой знаток финансовой деятельности Медичи, утверждает определенно: «представляется весьма вероятным, что после провала заговора Пацци банкротства удалось избежать, только запустив руку в общественную казну». Не менее вероятным представляется, что Лоренцо полагал, что от этого выиграют и Медичи, и Флоренция. И с точки зрения прагматики, но не морали, такой взгляд оправдан.

Чем больше Лоренцо задерживался в Неаполе, тем яснее становилось, что Ферранте сталкивается с собственными трудностями. Турецкий флот курсировал в опасной близости от итальянских границ. С другой стороны, король Франции неустанно, и с явной угрозой, заявлял свои претензии на неаполитанский престол. В конце концов Ферранте пришлось согласиться заключить с Флоренцией мирный договор. Сикст IV был вне себя от ярости, но выбора у него не было, и он решил к этому договору присоединиться. А там видно будет.

Лоренцо вернулся во Флоренцию героем и в очередной раз воспользовался возможностью укрепить свою власть в городе. Был сформирован совет из семидесяти членов, полномочия которого длятся пять лет и позволяют даже отменять решения синьории. За выборами бдительно следила партия Медичи. Таким образом, в городе появился новый инструмент политической стабильности, и, дабы еще более усилить его эффективность, Лоренцо начал действовать не столь импульсивно, сколь раньше, больше в духе своего деда — осторожно и скрытно.

Своего верного Томмазо Содерини Лоренцо использовал в качестве посла по особым поручениям, представлявшего его на различных официальных мероприятиях за рубежом; помимо всего прочего, это позволяло не опасаться, что он укрепит свое положение в городе, которым формально правил, во время частых отлучек Лоренцо.

В 1480 году турецкий султан Мехмед Завоеватель высадил войска на юге Италии и занял портовый город Отранто. К тому времени он уже завладел всей Грецией и большей частью Балкан. Италия стала очередным этапом расширения Оттоманской империи. Сикст IV в отчаянии обратился ко всем встать на защиту христианского мира. Первыми на этот призыв откликнулись итальянские государства, в том числе Флоренция. Папа решил, что о расхождениях с Лоренцо надо забыть: в таких обстоятельствах не время замышлять что-то друг против друга. Но тут не прошло и года, как турецкие войска отступили — столь же неожиданно, сколь и появились. Мехмед умер, ему на смену пришел новый султан, и на время воцарился мир. Не менее удивительно, что и в самой Италии на ближайшие годы стало спокойно. Именно тогда Лоренцо предстояло сыграть особенно важную — и чем дальше, тем важнее — дипломатическую роль. Несмотря на то что ему было лишь немногим более тридцати лет, действия Лоренцо, направленные на защиту Флоренции и укрепление мира, показывали, что он обрел уважение во всей Италии. При решении возникающих трудностей его совет имел особенный вес, и постепенно в нем стали видеть «стрелку итальянского компаса». Именно на него можно было уверенно положиться при выборе пути. За вычетом нескольких незначительных вспышек насилия Италия проживет в мире и согласии до самого конца жизни Лоренцо де Медичи.

И вот наступило время, когда Лоренцо Медичи достиг расцвета в своей деятельности мецената искусств, когда он вполне оправдал имя, под которым остался в истории: Лоренцо Великолепный (по-итальянски Il magnifico, как его, кажется, называли еще в детстве). Даже если это великолепие порой переходило в высокомерие либо носило чисто демонстративный характер, можно с уверенностью утверждать, что именно оно воплощало суть этого человека — от личности до политики, от меценатства до собственных стихов. И хотя само по себе это свойство вовсе не обязательно воплощает добро как таковое (более того, есть в нем некое аморальное начало), можно сказать, что применительно к Лоренцо оно действительно соотносится с платонической идеей Добра, о чем он и сам писал:

Искусства и науки, весь жизненный устав

К добру всегда стремятся,

Как стремится

Река любая

В вечный океан.

Лоренцо и сам был вполне состоявшимся поэтом, но, к чести его, должно сказать, что в Полициано он видел мастера выше себя и оказывал ему поддержку на протяжении всей жизни.

Анджело Полициано (известный также как Полициан) родился в 1454 году, через пять лет после Лоренцо, в Монтепульчиано, винодельческом районе на юго-востоке Тосканы. Отец его был одаренным юристом и верным сторонником Медичи, которые, между прочим, далеко не всегда пользовались популярностью в сельской местности; более того, именно эта преданность стала причиной его убийства во время неудавшегося бунта во главе с Питти против Пьеро Подагрика в 1466 году. Вскоре после этого Полициано был послан во Флоренцию, где получил лучшее по тем временам гуманитарное образование, возможно, за счет Медичи. Он быстро обнаружил незаурядные дарования; к девятнадцати годам бегло говорил на латыни и древнегреческом, и именно эпиграммы, написанные на этом последнем, впервые привлекли к нему внимание Лоренцо. По-видимому, уже в начале 1473 года Полициано поселился в палаццо Медичи, где в его распоряжении оказалась библиотека, основанная Козимо и расширенная усилиями Пьеро. Через два года Лоренцо сделал его домашним учителем своего трехлетнего сына Пьеро, заниматься с которым Полициано определенно очень нравилось.

Обладая одинаково острым и живым умом и неиссякаемой любознательностью, Полициано и Лоренцо довольно быстро сблизились. Для второго первый был тем, кто позволял забывать на время о государственных заботах, кто восхищался блеском его ума, кто в разговорах затрагивал самые тонкие струны сердца; что же касается Полициано, он просто боготворил Лоренцо. Это не преувеличение, о том свидетельствуют и его поступки, и письма, как самому Лоренцо, так и его матери, несравненной Лукреции, с которой он был предельно откровенен. От тех времен сохранилась небольшая картина Гирландайо, на которой сбоку от изображенного в профиль Полициано сидит его юный подопечный Пьеро со своим обращенным в сторону от художника лицом херувима. Полициано же, чьи вьющиеся волосы ниспадают до плеч, устремляет взгляд куда-то в потусторонность, сохраняя на смуглом привлекательном лице задушевное выражение, которое, судя по всему, что мы знаем об этом человеке, ему было не свойственно. Впрочем, даже и здесь в его чертах угадывается страстный темперамент и острый ум, каковой и на самом деле отличал его; тот факт, что он принял малый духовный сан, также выглядит некоторым отступлением от нормы, хотя не исключено, что приход Сан-Паоло он получил по рекомендации Лоренцо, с тем чтобы у Полициано был независимый источник дохода.