Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она взяла книгу и подошла к библиотекарю.
– Вы не могли бы мне помочь?
– Слушаю вас!
– Кто этот человек, рядом с Феликсом Юсуповым?
– Ну, тут же написано – Илья Сумраков!
– Да, но кто он такой?
– Это светский персонаж дореволюционного Петербурга, дальний родственник Феликса Юсупова. По боковой линии он принадлежал к семье Сумароковых, фамилия Сумраков слегка искажена. Видимо, его предок был незаконнорожденным, почему он и не унаследовал титул и имение Сумароковых…
– А есть о нем какие-нибудь сведения более позднего времени? Что с ним стало после революции?
– Вот, посмотрите эту книгу, – библиотекарь подала Надежде потрепанный томик, озаглавленный «Иных уж нет…» – Эту книгу написал потомок старинного дворянского семейства Ртищевых, оставшийся в России после революции. Во время Второй мировой войны он оказался на оккупированной немцами территории, скитался по всей Европе, в результате перебрался во Францию и там написал обо всех представителях старинных дворянских родов, которые жили в Советской России. О том, как они выживали в трудных условиях и приспосабливались к новым порядкам. Я думаю, здесь есть раздел и об Илье Сумракове.
Надежда поблагодарила ее и взялась за новую книгу. Очень скоро она нашла фрагмент, посвященный интересующему ее человеку. «Илья Николаевич Сумраков, представитель старинного дворянского рода Сумароковых, принадлежал к их побочной ветви, что помогло ему удачно скрыть свое происхождение. Однако вскоре после революции он был задержан по обвинению в причастности к монархическому заговору. Чудом избежал расстрела, убедив большевиков в своем пролетарском происхождении. После освобождения из застенков ЧК Сумраков устроился сторожем в детский дом номер двадцать четыре имени Урицкого, поскольку этот дом располагался в особняке, некогда принадлежавшем его семье. Однако после того, как его опознал кто-то из служащих детского дома, он устроился санитаром в больницу Святой Екатерины на Васильевском острове, а позднее – сторожем на соседнем Екатерининском кладбище. В дальнейшем следы его теряются».
На этой же странице были помещены две старые, весьма нечеткие фотографии. На первой был изображен лощеный мужчина лет тридцати, во фраке и белоснежной манишке, с блестящими от бриолина темными волосами и зажатой в зубах сигарой. На второй – ссутулившийся, небритый человек неопределенного возраста, в поношенной солдатской шинели, валенках и драном треухе стоял в подтаявшем снегу возле покосившихся кладбищенских ворот. Трудно, да просто невозможно было поверить, что это один и тот же человек.
Приглядевшись ко второму снимку, Надежда увидела на воротах странное изображение. Она включила лампу, попросила у библиотекарши лупу и только тогда разглядела какой-то кружок и что-то вроде меча.
Она подошла к библиотекарше, положила перед ней открытую книгу и спросила:
– Вы случайно не знаете, что за изображение на этих воротах? Что это за символы?
– Отчего же не знаю! – ответила та самоуверенно и высокомерно. – Конечно, знаю. Это символы святой великомученицы Екатерины – расколотое колесо, меч и книга. Дело в том, что римляне сначала хотели ее колесовать, но молния разбила колесо, и тогда ей отрубили голову мечом. А книга – это символ ее знаний, ибо Екатерина была весьма начитанной женщиной…
– Спасибо! – перебила ее Надежда.
Она вспомнила, что совсем недавно видела такие же символы на обратной стороне веера, найденного в тайнике в этой самой библиотеке. Там были изображены те же символы – разбитое колесо, книга, меч… но еще кипарис.
Вряд ли это случайное совпадение.
– А что символизирует кипарис? – спросила она на всякий случай.
– Кипарис символизирует смерть и в то же время – вечную жизнь. Кипарисы сажали на кладбищах…
– На кладбищах! – как эхо, повторила Надежда. – Значит, нужно ехать на кладбище… на Екатерининское кладбище!
– Тогда вам нужно поторопиться – кажется, его скоро снесут. Там что-то строить собираются.
На библиотечных часах было около четырех. Скоро начнет темнеть, и правда нужно торопиться. Откладывать посещение кладбища было нельзя – муж прислал сообщение, что вернется завтра.
«Если ничего на кладбище не найду – брошу это дело к черту!» – поклялась Надежда деревянному Ибрагиму.
Тот промолчал в ответ, однако в его взгляде Надежда прочитала сомнение.
Шайка во главе с матросом Колодным шла по набережной Мойки, затем свернула в узкие переулки Коломны, направляясь к Сенной площади, возле которой располагалась знаменитая «Вяземская лавра» – огромный ночлежный дом, служивший пристанищем для всей окрестной шпаны и преступных элементов.
Позади всех шел, заплетая ногу за ногу и оглядываясь по сторонам, золотозубый тип.
Вдруг из темного проулка появилась темная фигура и, поравнявшись с золотозубым, прошипела:
– Псст!
Золотозубый остановился, огляделся, убедился, что никто из подельников не смотрит в его сторону, и только тогда шагнул навстречу незнакомцу.
Это был очень странный человек, одетый в шапку-треух и драный овчинный полушубок, из-под которого виднелись отутюженные брюки и лаковые штиблеты. Однако самым странным в этом человеке было лицо: удивительно смуглое, словно обожженное нездешним солнцем, и глаза – близко посаженные и черные, как два револьверных дула.
– Ну что, приятель, попали вы с друзьями в дом?
– Так точно, ваше благородие, попали! – ответил золотозубый с какой-то неожиданной робостью. – Сперва слуги не хотели нас пускать, но мы дверь топором прорубили…
– Меня не интересуют эти подробности! Говори главное – нашел то… ну, сам знаешь что. То, о чем я тебе сказал.
– Тайник? Схрон господский?
– Тише ты! – шикнул на золотозубого собеседник и покосился по сторонам. – Так что – нашел?
– Так точно, ваше благородие!
– И где то, что в нем было?
– У матроса все, у Колодного. Он сказал, что на малине будет дележка, а до той поры все себе забрал. Чтобы, значит, все было по пролетарской справедливости.
– А веер нашел?
– Вот чего нет, того нет.
– Плохо, однако, искал.
– Я хорошо искал, ваше благородие, я старался! Как вы сказали, что вам тот веер нужен, так я все перерыл…
Он хотел еще что-то сказать, но вдруг понял, что оправдываться не перед кем – собеседник пропал, словно сквозь землю провалился.
Золотозубый опасливо поежился, сплюнул на землю и припустил вдогонку за шайкой.
Матрос, однако, заметил его отсутствие, сверкнул страшными глазами и прохрипел:
– Ты с кем это там лясы точил?
– Чегой-то? – золотозубый изобразил глухоту.