Даже само путешествие могло привести к гибели. В то время переселенцы не понимали всех опасностей, сопровождавших поездку по железной дороге, за исключением аварий и схода поездов с рельс. Русские вагоны были выше, чем в Европе, то есть расстояние между полом вагона и железнодорожным полотном было больше, и когда, как часто случалось (и случается до сих пор), поезда стояли на путях посередине станции, пассажирам ничего не стоило пролезть под ними, чтобы не обходить весь длинный состав. Многие несчастные гибли, когда поезд внезапно трогался с места. Другие срывались и разбивались насмерть, пытаясь на ходу взобраться на грузовые поезда, как американские ковбои, или бесплатно — хотя и дрожа от холода и подвергая свою жизнь опасности — путешествуя на крышах пассажирских вагонов.

Позднее, когда самые необходимые усовершенствования, произведенные по настоянию князя Хилкова, возымели действие, путешествие стало не таким трудным. Куломзин добился, чтобы переселенцам предоставляли больше удобств. На местах работали специально назначенные компетентные администраторы, опровергавшие распространенное на Западе мнение о русских как о грубом и невнимательном народе, которого мало заботят нужды представителей низших слоев общества. Так, например, Жюль Леграс, французский свидетель переселения, особенно хвалил Петра Архипова, отвечавшего за миграционные пункты в Челябинске и Тюмени на протяжении 15 лет: «Достаточно было несколько минут послушать, как он разговаривает, чтобы понять, что он всего себя отдает своей нелегкой работе, видя в ней акт милосердия и любви». Тредголд так описывает умение решать самые разные задачи одного из коллег Архипова, Андрея Станкевича, который наблюдал за расселением переселенцев, когда те прибывали на промежуточные пункты: «Он всегда в дороге, инспектирует миграционные пункты… Каждый день [ему] нужно было давать указания подчиненным, планировать выделение земли, воды, леса и зерна, выступать в роли архитектора, агронома, контролировать выдачу провизии переселенцам [и] налаживать отношения с местными губернаторами». Эти чиновники в своей деятельности явно выходили далеко за рамки своих должностных обязанностей и предпринимали титанические усилия, чтобы уменьшить страдания огромного количества людей, которые держали путь в неизведанное.

Завершение строительства каждого из участков железной дороги, как и ожидалось, влекло за собой резкий приток переселенцев. В течение четырех лет из пяти, прошедших с момента открытия первого отрезка в 1896 году, в Сибирь прибыло самое меньшее 200 000 переселенцев — в среднем по 5000 в день — ошеломляющая цифра, способная внушить ужас как с практической, так и с логистической точки зрения. Железные дороги с их крайне ограниченной пропускной способностью — лишь несколько поездов в день, — практически отсутствующей инфраструктурой едва справлялись. Другой свидетель, Ричард Пенроуз, путешествовавший по дороге в 1901 году, писал, что «сейчас переселение происходит быстрее, чем когда-либо; все поезда и пароходы переполнены, на реках можно видеть, как переселенцы плывут к своим новым домам на плотах вместе с семьями, лошадьми, свиньями и домашним имуществом».

До появления железной дороги процесс заселения Сибири шел медленно и был сопряжен со многими опасностями. Как правило, переселенцы ехали на своих лошадях и телегах, часто груженных ненужными вещами, которые они брали с собой из сентиментальных соображений. Ночью они спали под открытым небом, невзирая на дождь и холод. Несмотря на открытие станций поддержки, предлагавших переселенцам ссуды на покупку провизии и предоставлявших им ограниченный набор медицинских услуг, миграционный процесс все еще таил в себе немало опасностей. Учитывая отсутствие надлежащего оснащения и непонимание того, насколько далеко лежит их путь, переселенцы гибли толпами: уровень смертности достигал 30% среди детей и примерно 10% среди взрослых. Многие из тех, кому удалось выжить — в худшие годы они составляли около четверти от общего числа мигрантов, — находили условия жизни в Сибири слишком тяжелыми и возвращались обратно.

Железная дорога не только ускорила процесс переселения, но сделала его намного безопасней. Смертность снизилась до 1%, поскольку условия стали намного проще, а на многих крупных станциях для переселенцев были открыты врачебно-питательные пункты, где они могли получить еду и медицинскую помощь. По иронии судьбы, «возвращенцам», как их называли, численность которых в 1901 году достигла наивысшей отметки в 90 000 человек, тоже стало проще вернуться в Европейскую Россию, но затем их количество стало уменьшаться, так как по мере заселения Сибири там развивалась и необходимая инфраструктура.

Прибыв на место, переселенцы получали значительную финансовую помощь. В новых государственных магазинах можно было по низким ценам приобрести строительные материалы (как ни странно, это стало одним из немногих прибыльных предприятий, организованных Комитетом) и даже, например, в удаленном Амурском регионе, домашний скот и зерно. Переселенцы также могли обратиться с просьбой о предоставлении беспроцентной ссуды, максимальный размер которой составлял 150 рублей, и почти все получали ее. По мнению Пенроуза, «переселенцы находятся в гораздо лучших условиях по сравнению с колонистами, когда-либо прибывавшими в новую страну», и все это благодаря Куломзину: «Поддержание здоровья мигрантов в процессе переселения стала главной заботой Куломзина». Поскольку большая часть переселенцев прибывала на новое место жительства буквально с пустыми руками, о них следовало позаботиться. Как правило, они продавали имущество в спешке, так как торопились поскорее покинуть свои дома, и потому им редко удавалось получить за домашнюю скотину и вещи их полную стоимость. В любом случае многие не имели земли и находились на грани нищеты. Как отмечает Тредголд, «большинство мигрантов собирались с духом и устремлялись за Урал». Это было еще одно отличие от Америки, где на Запад, как правило, отправлялись более зажиточные фермеры.

Хотя сравнение с Соединенными Штатами неизбежно все упрощает, тем не менее происходившие в России изменения носили поистине радикальный характер, и «заселение Сибири привело к появлению общества, больше напоминающего по духу американское, нежели русское, от которого оно произошло». Кроме того, переселение, ставшее возможным благодаря железной дороге, не только способствовало преобразованию Сибири, но и оказало влияние на всю Россию: «Заселение Сибири привело к появлению нового сибирского общества, которое имело более высокий уровень благосостояния и было более гибким по сравнению с Европейской Россией)». Миграция способствовала появлению нового типа крестьянина, владевшего мелким хозяйством, что было не похоже на общинную модель[117]. Это очевидное послабление со стороны монархического режима являлось ответом на неудавшуюся революцию 1905 года. Прогрессивный политик Петр Аркадьевич Столыпин, годом позже ставший премьер-министром, стремился завоевать симпатии крестьянства, не принимавшегося прежде в расчет. Земельные реформы, направленные на то, чтобы удержать крестьян в Европейской России, предоставляли им больше свободы и впервые создали условия для появления независимых в правовом отношении хозяев, живущих собственной землей.