Подход «Человека, который изменил все» — смелый шаг для культуры виноделия, представители которой прочно держатся за индивидуальный характер своего ремесла. Макклоски не раскрывает имена клиентов. В первую очередь он работает с небольшими винодельнями. Они пытаются следовать традиционным методам, получившим известность в культурах Старого Света, таких как Бургундия и Эльзас. Эти клиенты и некоторые представители индустрии верят: у Макклоски есть что предложить виноделам. Но любой, кто проводит время с Кэти Корисон, знает: ценность этой информации мнимая. В «черном ящике» Макклоски нет ничего, что обеспечило бы стандартизацию подхода. Макклоски придерживается полностью объективного подхода к данным. Он рассматривает компоненты бутылки вина как разрозненные элементы отдельно от более широкого контекста. И имеет все шансы помочь производителю выпустить продукт, который будет считаться хорошим сегодня. Но Макклоски никогда не приблизится к созданию великого вина на века. Все дело в отсутствии целостности и эстетического восприятия в основе решений. Словом, за ними не стоит человека, который был бы озабочен вопросом. Нет души, только техническая точность.

Если бы Кэти Корисон «поиграла» с продуктом с помощью алгоритма обработки данных Enologix, она бы оптимизировала показатели вин одного года. Но лишилась бы более увлекательного и впечатляющего варианта развития событий. «В вине мне нравится то, что оно говорит о времени и месте. И движется вперед, продолжая рассказывать об этом. Эти вина по-прежнему помнят прошлое, — объясняла Корисон. — Я чувствую, что должна создавать вина, которые позволяют земле говорить».

Этой стратегии она следует уже 30 лет. С каждым годом продукция остается на удивление стабильной. Корисон не добавляет кислоту, танины, ферменты или любые дубильные вещества. Напиток, идея которого появилась у нее и рвалась к своему воплощению, полностью основан на самом винограде. Когда вы пьете вино Кэти Корисон, то чувствуете, что ее заботит. Данные такой глубины никогда не охватит алгоритм. Машинное обучение не позволит понять, каким образом женщина добилась успеха, создавая такой продукт. Введение всевозможных чувственных данных не выявит смысла ее настойчивости. Компьютеры попросту не могут переживать о чем-либо. Они никогда не «поймут», что вся суть в заботе.

Философы вроде Мартина Хайдеггера, Альберта Боргманна и Хьюберта Дрейфуса утверждают, что мастерство таких людей, как Хин, Вестагер, Восс и Корисон, связано с искусством поиска перспективы. В основе этого процесса лежит феномен так называемых значимых различий.

Чтобы понять эту концепцию, для начала попытаемся представить мир без значимых различий. Он полон нигилизма, как вышеупомянутые корпоративные культуры, которые сбились с пути. Когда мы воспринимаем мир без значимых различий, всё и все становятся простыми ресурсами, которые нужно оптимизировать. И это понятие настолько многофункционально, что годится для любых целей. Виноград Кэти Корисон можно заменить сталью с итальянского завода Маргрет Вестагер. Понятие можно расширить настолько, что под него подпадут даже люди. Отсюда и термин «человеческие ресурсы».

В своем, возможно, лучшем эссе «Вопрос о технике» (1954) Мартин Хайдеггер описывает современную идеологию, наш мир без значимых различий. Он говорит о технике как о современном способе бытия, призме, сквозь которую мы смотрим на мир. Но это слово мало связано с устройствами или изобретениями. Техничность — это логика, которой пропитана вся наша жизнь. Древние римляне или досовременные общества видели во всем божественную волю. Просветители считали, что мы, люди, правим миром. Хайдеггер утверждает: в современную эпоху техника стала центром нашего бытия. Она вытеснила не только богов, но и нас самих.

В мире Хайдеггера дух или логика техники заключаются в оптимизации. Это безудержное стремление выжать каждую единицу ценности из физической материи вокруг нас, включая деревья, воду и даже людей. Два столетия назад плотник взглянул бы на деревянный брусок и стремился бы создать самое красивое творение из всех возможных — скажем, дверную ручку — с учетом волокнистости и текстуры. Но сегодня мы оптимизируем материал. Бруски измельчаются в однородную массу и затем собираются вновь, уже как стандартизированная, неуникальная и подходящая абсолютно для всего «древесина». По мнению Хайдеггера, невидимая структура упорядочивает реальность современного мира. Мы стандартизируем, оптимизируем и делаем вещи доступными и универсальными.

С мировоззрением Кремниевой долины мы страдаем от недуга, который Хайдеггер наблюдает во всех аспектах повседневной жизни. Все доступно и равнозначно. Каждый день, час и секунда те же самые, что были до и будут после. Мы не отличаемся от других винтиков и шестеренок, которые развозятся повсюду транспортными сетями. Образование построено таким образом, чтобы создавать универсальных бухгалтеров, взаимозаменимых и доступных для использования и оптимизации. Компании и правительства могут легко нанять новых людей или уволить их, так как все одинаково обучены в одних и тех же институтах. Техника делает наш опыт универсальным, но облегчает манипулирование сотрудниками и избавление от них. Кажется, это прогресс. Или все же нет?

Такие мастера, как Хин, Вестагер, Восс и Корисон, играют важную роль в этой эпохе техники. Их фронезис — взаимодействие с миром со знанием и опытом, которое обязательно зависит от контекста, — способствует излечению современного недуга. Эти люди не взаимозаменяемые ресурсы в глобальной системе товаров. Напротив, они отвечают на зов своих миров.

Хьюберт Дрейфус, профессор философии в Калифорнийском университете в Беркли, объяснил мне уникальную роль знатоков: «Когда мы наконец понимаем мастерство и этот зов мира, то осознаём: источник смысла в нашей жизни не связан с нами, как предполагает картезианская модель. Он заключается в бытии в мире. Когда люди оттачивают навыки в рамках своей культуры, то растворяются в ней. Граница между мастером и миром стирается. Видя результаты их труда и оценивая свои возможности, мы выявляем в себе лучшие качества».

Благодаря своему делу мастера позволяют нам взглянуть на то, что значит выйти за пределы себя. Но для такого перехода требуется смелость. «Способность рисковать крайне важна для приобретения любых навыков, — сообщил мне Дрейфус. — Ведь нужно оставить позади правила и то, что обычно делают другие. И дотянуться до собственного опыта мира. Но что отличает риски, в которых мы заинтересованы, от простой бравады? Вы рискуете в интересах того, к чему относитесь серьезно, что служит точкой отсчета при определении себя и создает значимые различия в вашей жизни. Этот тип риска является обязательным этапом в процессе становления мастера независимо от сферы».

Другими словами, вы видите значимые различия, когда переживаете за свое дело. Не так ли?