рыцарей. Кроме того, на данном этапе центральное правительство может всегда рассчитывать на помощь хорошо вооруженных оруженосцев из городских гильдий.

Порох сделал все остальное в Западной Европе. Огнестрельное оружие, однако, является продуктом, который можно выпускать только на промышленных предприятиях богатого города. По этим военно-техническим причинам даже такой феодальный землевладелец, который мог не беспокоиться о вновь созданной роскоши и который мог желать только сохранить или увеличить свое независимое положение, неизбежно должен подвергнуть свои территории той же аграрной революции; так как для того, чтобы быть сильным, он теперь должен был прежде всего иметь деньги, которые в новом порядке вещей стали «nervus rerum» (связкой, сухожилием), либо для приобретения оружия, либо для привлечения наемников. Поэтому второе капиталистическое оптовое предприятие222 возникло через систему платежей в деньгах; помимо оптового управления земельными владениями война ведется также как большое коммерческое предприятие, кондотьеры223 появляются именно в этот период. Рынок полон материала для армий наемников, разжалованными гвардейцами феодалов и молодыми крестьянами, чьи земли были захвачены лордами.

Бывают такие случаи, когда какой-нибудь мелкий дворянин может взойти на трон какого-нибудь наместного княжества, как это происходило много раз в Италии и как это было достигнуто Альбрехтом Валленштейном, даже в период Тридцатилетней войны. Но это вопрос индивидуальной судьбы, не влияющий на исторический результат. Локальные власти исчезают из-за борьбы политических сил как независимые центры правления и сохраняют остаток своего прежнего влияния только до тех пор, пока они служат князьям в качестве источника снабжения; т.е. государству, состоящему из своих феодальных сословий.

Бесконечное увеличение могущества короля затем вновь усиливается вторым созданием системы денежного обращения — расчетом с чиновниками. Мы подробно рассказывали о порочном круге, который завел феодальное государство в тупик между агломерацией и распадом, поскольку его управляющие должны были расплачиваться «землями и крестьянами», и тем самым были вскормлены потенциальные соперники их королевства. С появлением денежных платежей этот порочный круг разрывается. Отныне центральное правительство выполняет свои функции через наемных работников, постоянно зависящих от их казначея224. Впредь становятся возможными постоянное, сильно централизованное правительство и появление империй, которые не существовали со времен древних развитых морских государств и которые также основывались на денежных платежах.

Эта революция политического механизма была повсюду приведена в движение развитием экономики денежного обращения, — за единственным исключением, насколько я могу судить, а именно Египта.

Здесь, по утверждению экспертов, нет никакой определенной информации, и кажется, что система денежного обмена появляется как зрелый институт только в греческие времена. До этого времени дань крестьян выплачивалась натурой225. И все же мы находим, что вскоре после изгнания царей-скотоводов, во времена Новой Империи (приблизительно в шестнадцатом веке до нашей эры), царский абсолютизм был полностью развит: «Военное могущество поддерживается иностранными наемниками, администрация осуществляется централизованным аппаратом чиновников, зависящих от царской милости, в то время как феодальная аристократия пропала»226.

Может оказаться так, что данное исключение подтверждает правило. Египет — страна исключительной географической конформации. Зажатая в узких пределах между горами и пустыней естественная магистраль — река Нил пересекает всю страну в длину и позволяет перевозить громоздкие грузы с гораздо большей легкостью и эффективностью, чем самая прекрасная дорога. И эта магистраль позволила фараону собирать налоги со всех своих округов в свои собственные хранилища, так называемые «дома»227, и из них он сам мог снабжать свои гарнизоны и гражданских служащих продуктами, которые получал в натуральном виде.

По этой самой причине Египет, после того как он однажды объединяется в империю, остается централизованным до тех пор, пока могучие иностранные державы не погасят его жизнь в качестве «государства». «Это обстоятельство является источником громадной и полнейшей власти в руках фараона, в то время когда платежи все еще производятся в натуральной форме; такой исключительный и непосредственный контроль над всеми предметами каждодневного потребления находится полностью в его руках. Правитель раздает своим подданным только такое количество из всей массы товаров, которое ему кажется уместным и правильным; а поскольку и предметы роскоши почти все находятся исключительно в его руках, он также обладает, по этой причине, исключительной, необычайной полнотой власти»228.

За исключением этого единственного случая, когда могущественное насилие выполняет задачу229, власть денежного обращения во всех остальных случаях, по-видимому, разрушила феодальное государство.

Стоимость революции в итоге ложилась на крестьян и на города. Когда заключается мир, король и мелкие дворяне взаимно жертвуют крестьянством, разделяя его, так сказать, на две идеальные половины; король дарует дворянству большую часть крестьянских общих земель и большую часть крестьянских рабочих обязанностей, которые еще не были экспроприированы; а дворянство, в свою очередь, уступает королю право призыва солдат и обложения налогом как всего крестьянства, так и всего городского населения. Крестьянин, который ранее разбогател на свободе, снова погружается в нищету и, следовательно, в социальную неполноценность. Бывшие феодальные державы теперь объединяются в союзники, чтобы поработить города, за исключением тех случаев, когда, как в Верхней Италии, города сами становятся центральными феодальными державами. (Но даже в этом случае они, по большей части, попадают под власть капитанов наемников, кондотьеров.) Сила нападения захватчика увеличилась, власть городов уменьшилась. Ибо с распадом крестьянства покупательная способность крестьян убывает, и следом за этим убывает достаток и падает благосостояние основанных на них городов.

Малые города в стране стагнируют и становятся беднее и, будучи теперь неспособными к обороне, становятся жертвой и добычей абсолютистского правления наместных князей; крупные города, где спрос на роскошь среди дворян породил сильный торговый элемент, распадаются на социальные группы и, таким образом, растрачивают свою политическую силу. Иммиграция, вливающаяся теперь в их стены, состоит из уволенных и сломленных наемников, обездоленных крестьян, нищих механиков из небольших городов; другими словами, это теперь пролетарская иммиграция. Впервые появляется, по терминологии Карла Маркса, «свободный рабочий» в массах, конкурирующий со своим собственным классом на городских рынках труда.

Здесь снова «закон агломерации» вступает в силу, чтобы сформировать эффективные классовые и имущественные различия и, таким образом, разорвать слои городского населения. В городах между классами происходят дикие бои, благодаря которым, при каждом удобном случае, наместный князь снова добивается контроля. Единственные города, которые могут навсегда избежать смертельных объятий власти князя, — это лишь несколько подлинных «морских государств» или «городов-государств».

Как и в случае с морскими государствами, центр вращения жизни государства сместился в другое место. Вместо того чтобы вращаться вокруг богатства, вложенного в земельные владения, он теперь устремляется к капитализированному богатству, потому что, тем временем, недвижимая собственность сама становится «капиталом». Почему же это развитие не