Значит, что следует в первую очередь предпринять? Выяснить, кто из питерских бандитов мог в настоящее время находиться либо находится в столице. Хорошо бы ответить и на вопрос: с какой целью? Есть, в конце концов, у Вячеслава Ивановича агентура? Вот и пусть работает. А то чего-то они тут все расслабились...

Дальше. Надо отыскать свидетелей убийства и доп­росить еще раз, но уже с более конкретной целью, а не вообще — чего, мол, видели и как? Показать им фото­роботы. Обозначить район, куда могли скрыться те мотоциклисты, и поработать с жителями тех домов и во дворах. Не так уж и много видел в Москве Александр явных таких рокеров на дорогих, как подчеркивали сви­детели, мотоциклах, чтобы не обратить на них внима­ния. Надо также иметь в виду, что киллеры, хладнок­ровно расстреляв джип с его пассажирами, были абсо­лютно уверены, что живых в нем не осталось. Но они также наверняка были уверены, что их видели и могли запомнить. А потому уезжать далеко от места покуше­ния, скорее всего, и не собирались. Зачем им светиться и привлекать к себе ненужное внимание? Тем более милиции, которую могли ведь быстро оповестить о про­исшествии? Получается, что и район базирования их был где-то рядом. А раз так, надо тщательно обшарить ок­рестности набережной, наверняка что-то обнаружится...

Вот так, размышляя шаг за шагом, Курбатов выст­роил свою линию расследования и приступил к дей­ствию. Не один, разумеется. Он немедленно поделился своими выводами с Рюриком Елагиным и встретил пол­ное понимание коллеги. Тот даже обрадовался, как он сказал, такому удивительному совпадению мыслей. Сказал, что и сам все время «крутился» вокруг этих проклятых мотоциклистов, но чего-то не хватало ему для завершения общей картины. Оказалось, пустяка — ну конечно же район базирования! И как же он сам-то не допер?! Ай, Сашка, молодец, почти по Пушкину: «Ай да сукин сын!»

И они разбежались. И вскоре получили первые ре­зультаты.

Началось с Курбатова. Все-таки клиника институ­та Склифосовского занимает меньшую площадь, нежели обширный район Киевского вокзала. Да и пациен­там ее, врачам, медсестрам, уборщицам, короче, мно­гочисленному персоналу здорово освежили память предъявленные для возможного опознания фоторобо­ты двоих преступников, созданные в МУРе с помощью Али Магомедовича и строптивой, склочной и вообще противной во всех отношениях, но довольно жестко и резко «приструненной» генералом Грязновым секретар­ши директора театра Изольды Пантелеевны Парфен­тьевой — ну прямо «фу-ты ну-ты, ножки гнуты»!

Оказалось, что двоих похожих по описанию моло­дых людей, один из которых, совсем лысый, то есть бритый наголо, выглядел постарше, видела на лестни­це поднимающимися в отделение реанимации и убор­щица Лаврова, протиравшая мокрой шваброй лестнич­ную площадку. Она узнала обоих, когда увидела предъявленные для опознания фотографии, и даже рас­сказала, кто во что был одет. А запомнила их как раз перед обедом, когда ходячие сами шли в столовую, а остальным пищу разносили по палатам. Поэтому и ко­ридоры быстро пустели, и на торопящихся больных никто не обращал внимания. Кстати, и она сама не столько даже обратила внимание, сколько мельком скользнула глазом — больно уж оба живые, здоровые, на местных, на своих, непохожие, хотя и были в боль­ничных пижамах, но в черных ботинках, а не в тапоч­ках, как все тут ходят, кроме посетителей.

— А почему живые и здоровые? Вы как их отличае­те? — поинтересовался Курбатов.

— Так то ж всегда видно, кто наш, а кто чужой. Глаз у наших печальный, и фигурой — не те, что с улицы. Ходют иначе, шаркают — ноги волокут, никуды не торопются. А эти — у-у! Им бы все топтать, а сами ноги – то не вытирают, вот и скреби пол за ими...

Хорошее наблюдение. Вот уже и время уточнилось.

Затем выяснилось, что уборщица все же спросила, «чего ходют-то», на что лысый ответил, что они к заве­дующему отделением идут, который их вызвал к себе, а ей нечего совать нос не в свое дело. И прошли в глубь коридора. А она продолжала мыть лестницу, не до них было.

Допрошенные следом дежурная медсестра и те со­трудники медперсонала, что должны были находиться в тот день и час на своих местах, поначалу оправдыва­лись, что никуда не отлучались, а потом стали посте­пенно говорить правду. Одна пошла в ординаторс­кую — чайку попить, все равно ведь больные — по па­латам, время обеденное. Охранника в тот день на этаже вообще никто не видел. А позже выяснилось, что один из них подменял другого, вне очереди, и они договори­лись встретиться сразу после обеда, а тот, кто дежурил, ушел пораньше, потому что ему жена позвонила, а смен­щик опоздал, потому что ждал машину, которая была занята другим нарядом.

Как-то все это очень уж удачно складывалось для тех, кто пришел убить Горлова. Как будто нарочно всё заранее подготовили. Вроде мелочи: один чуть опоз­дал, другой чуть раньше ушел, третья чаю захотела, четвертая — то, пятая — другое, и вот — печальный, больше того, трагический, итог. И ведь обнаружили- то хладный труп уже под вечер, когда дежурный врач зашел в «одиночку», да и то понял не сразу — штык- нож торчал по рукоятку, которую нарочно прикрыва­ла складка простыни на груди убитого. Вот и выходит, что убийцы никуда не торопились, дело сделали спо­койно и тщательно, даже элементарно замаскировали оставленное оружие — чтоб, значит, не сразу спохва­тились. А впрочем, и спохватываться-то было, оказы­вается, некому.

Но главное теперь Курбатовым было сделано — убийцы опознаны. И это была первая удача. А фоторо­боты обоих киллеров с полным описанием их «худо­жеств» были немедленно отправлены в Петербург, в группу Меркулова. Следователи знали, что господина Масленникова и его ближайшее окружение раскручи­вает сам Виктор Петрович Гоголев, а окружением ба­лерины Волковой занимается Володя Поремский. И есть основания полагать, что фотороботы данных фи­гурантов смогут им указать на кого-то из членов «псков­ской» либо «тамбовской» преступной группировки, черт их всех разберет.

Рюрик Елагин тоже вышел на свою «тропу». Вдво­ем с полковником милиции Николаем Саватеевым, на­чальником так называемого «убойного» отдела МУРа, он отправился по следу мотоциклистов.

Саватеев был ровесником Рюрика, в свое время про­шел толковую оперативную школу под непосредствен­ным руководством Вячеслава Ивановича Грязнова в качестве помощника и был не только отличным испол­нителем указаний родного начальства, но и сам умел грамотно шевелить мозгами. Имея в виду именно эти его качества и пользуясь тем, что расследование нахо­дится фактически под контролем самого президента, Грязнов нажал на соответствующие рычаги, и Нико­лая немедленно подключили к общему делу. Это было тем более важно, что кадры межрайонной прокурату­ры и местной милиции, благополучно провалившие следствие, были отстранены от дальнейшего расследо­вания. Чему, кстати, по-своему даже обрадовались. А теперь требовалось взглянуть на обстоятельства дела свежим взглядом и не зацикливаться на скороспелых выводах. Николай это умел. Недаром же Турецкий, постоянно работавший, что называется, в паре с Гряз- новым, в наиболее сложных делах еще с начала девяно­стых годов охотно привлекал совсем молодого тогда еще «сыскаря», старлея Саватеева в свою оперативно­-следственную бригаду. И ко всему прочему, Николай, как один из наиболее близких сотрудников Вячеслава Ивановича, естественно, отлично знал и сыщиков орга­низованной Грязновым «Глории». То есть можно ска­зать, что в данном случае совпадали все интересы, и у членов бригады, возглавляемой теперь самим Мерку­ловым, не должно было возникать взаимного непони­мания и уж тем более служебных конфликтов. Но это, понимал Рюрик, которому Вячеслав Иванович предста­вил Саватеева, было сказано генералом для общей ин­формации.