– Конец связи.

Постников вылез из-под стола, поднял перевернутое кресло и опустился в него. Затем поднял к лицу запястье. Перчатка на левой руке была прорезана в двух местах осколками битого стекла, когда он забирался под стол.

Ну, вот и все.

Смысла париться в противогазе и ОЗК не было уже ни малейшего. Постников стянул с себя костюм и ворохом бросил его на мутанта, частично прикрыв тело.

– Старший Пятому! – дежурный тут же вышел в эфир. – Что вы делаете?

– Перчатку порвал, – спокойно ответил Постников. – У меня есть около двадцати минут. Придумайте, что я еще могу сделать для бункера? И не тяните там кота за хвост.

Грохотов и Измайлов переглянулись, отведя глаза от монитора, установленного в командном пункте. Измайлов косо посмотрел на дежурного, сидевшего в кресле у рации. Тот лишь пожал плечами.

– Приехали, – хмуро произнес Измайлов. – Образцы в шлюз доставили, но исследовать их не на чем, а скоро будет и некому. Если Постников мутирует, он там остатки лаборатории разнесет. А у нас и так до крайности ограниченный ресурс. Вторую лабораторию мы просто не оборудуем. Дайте мне Милявскую!

Дежурный переключил селектор.

– Слушаю вас, – донесся из динамика женский голос.

– Хоть что-то вы успели увидеть?

– Скорее да, чем нет, – обнадежила полковника начмед. – В клеточной жидкости препарата травяного листа, если разобрать полученные несколько секунд видео на кадры, видно то, чего там быть не должно и что не соответствует ни одному известному микроорганизму. Это не бактерия точно, но и не вирус, так как не бывает таких огромных вирусов. Он даже крупнее по масштабной линейке, чем Pandoravirus. Это какая-то новая ветвь жизни, не то что вид. Но больше я ничего пока сказать не могу.

– У нас есть двадцать минут, – сообщил Измайлов. – По истечении этого срока лаборатория, скорее всего, будет уничтожена. Подробности долго рассказывать, о них потом. Как руководитель проекта, скажите, что мы можем сделать за эти двадцать минут?

– Так… – Милявская на пару секунд задумалась. – Записывайте! Первое: приготовить из той же травы несколько одинаковых препаратов. Второе: один препарат обработать температурой, при которой человек кратковременно может выжить в защитном костюме. Ну, к примеру, триста градусов для начала. Второй пятидесятипроцентным раствором кислоты, третий – такой же густой щелочью. Только всю обработку провести в ограниченных герметичных контейнерах, чтобы исключить влияние внешней среды на результат!

– Мы результат отследить не сможем! – напомнил Грохотов. – Микроскоп уничтожен!

– Это неважно! – неожиданно для всех заявила Милявская. – Я знаю, что делать потом. У нас вариантов и так немного!

Дежурный передал инструкции Постникову. Тот, сняв часы и положив их на стол, принялся за работу. Без перчаток готовить препараты было значительно легче, но минуты все равно утекали слишком быстро.

Приготовив образцы, капитан уложил их в специальные контейнеры из тонкого кварцевого стекла, не мешавшего исследованию под микроскопом. Он понял, чего хочет Милявская. Искать щелочи и кислоты у него не было времени, поэтому он установил автоклав на температуру в триста градусов и сунул в него один из контейнеров. Сколько такую температуру сможет выдержать человек в ОЗК? Не больше пяти секунд. Значит, стоп.

Постников, обжигаясь о разогревшееся кварцевое стекло, вынул образец и маркером написал на нем температуру и время воздействия. Затем перевел верньер автоклава на пятьдесят градусов вниз, дождался, когда термометр покажет установившуюся температуру, и положил в ячейку следующий образец. Так, с шагом в пятьдесят градусов, до отметки в совершенно безопасные сто градусов, он обработал все образцы, кроме одного, подписал их, а на последнем сделал крупную надпись «Заражено».

– С химией возиться нет времени, – сообщил он по селектору.

– На нет и суда нет, – спокойно ответила Милявская. – Теперь надежно укройте образцы. Например, в остуженном автоклаве. Закройте их там.

– Чтобы уберечь, когда я мутирую и начну тут все крушить? – уточнил Постников.

Начмед не ответила. Обстановка была тяжелая, не до шуток. Постников выключил автоклав и, дождавшись, когда тот остынет, убрал в него образцы, плотно забив свободное пространство скомканной бумагой из журнала для записей. Судя по часам, прошло двадцать пять минут с того момента, когда мутировавший Бергис с простреленной головой испустил дух. Всё, время вышло.

Постников уселся в кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза, ожидая ужасной боли и судорог, предвещающих мутацию или смерть.

– Это полковник Измайлов. – раздался по селектору мужской голос. – Я не могу вам приказать застрелиться, но так было бы… Практичнее, что называется. Иначе вы, мутировав, разнесете там остатки оборудования…

– Нет, грех на душу я брать не буду, уж простите, – с усмешкой ответил Постников, не открывая глаз. – Вашим образцам ничего не грозит. Они заперты в автоклаве, я туда еще бумаги набил. А из оборудования вам, как я понял, понадобится теперь лишь микроскоп, и ничего больше. Притащите его сюда, осмотрите готовые образцы и будете жить счастливо. Наверное…

Ему никто не ответил. И не только потому, что отвечать было нечего. Измайлов, Грохотов и дежурный заметили движение на мониторе наружного наблюдения. Приглядевшись, они с изумлением увидели, что мутанты, минуту назад царапавшие внешние ворота шлюза, бросили это занятие и, поблуждав по поляне, огромной толпой направились обратно к коллектору, по пути отрывая куски плоти от погибших сородичей и утаскивая их с собой. Это выглядело похожим на морской отлив в бухте, имеющей узкий выход в океан.

– Они уходят! – не веря глазам, воскликнул Грохотов.

– Все как говорил Рощин, – прошептал Измайлов. – Мутанты отличают зараженных от незараженных. Теперь это можно считать подтвержденным фактом.

Но в шлюзе при этом ничего не изменилось. Постников как сидел в кресле, так и остался сидеть, хотя с момента заражения прошло уже около получаса. Он не бился в судорогах, его лицо не искажалось ужасной гримасой, а глаза не наливались кровью.

– Третий вариант, – сказала по селектору Милявская. – Мы именно его сейчас наблюдаем. Бессимптомное заражение.

– Иммунитет? – уточнил Измайлов.

– Сильно сомневаюсь, – со вздохом ответила женщина. – Вы забываете о кронштадтском синдроме. Скорее можно говорить о заражении с отложенной мутацией. Это и есть третий вариант.

– И когда же произойдет мутация?

– Когда угодно. Как в Кронштадте, – напомнила начмед. – Там были случаи через пару часов и больше. Похоже, суть алгоритма третьего варианта как раз в непредсказуемости момента мутации.

– Алгоритм? – Грохотов не удержался от иронии.

– Почему нет, если вирус искусственно создан? Хотя это даже не вирус. Вообще невесть что. И – да, скорее всего, это нечто имеет рукотворное происхождение. Продукт биотехнологий с заранее запрограммированными свойствами. Поэтому речь смело можно вести и об алгоритмах заражения, и об алгоритмах последствий, и, возможно, даже об алгоритмах поведения зараженных. Кто-то решил уподобиться богу и создать эдакий меч карающий, некую грань, разделяющую людей на группы по неизвестным нам признакам. Одних на тот свет, в страшных мучениях, других превратить в жутких монстров, а третьих заставить жить, ощущая вкус жизни, наверное. Когда каждый миг может стать последним, у человека могут отпасть ложные мотивации и возобладать какие-то… Другие.