– С годами мы оба стали мягче. Кстати, я кое-кого встретил.

– Серьезно? – Миккель отодвинулся от машины. – Кого же?

– Ты все равно не знаешь, – сказал он, посмеиваясь и опустив глаза в землю. – Совершенно новое знакомство. Это еще одна причина, почему я хочу подвести черту под прошлым.

– Ты вечером дома?

– Либо там, либо в «Морской выдре».

– Я кое-что выясню, – сказал Миккель, постучав по крыше «гольфа».

Затем он скрылся в дверях полицейского участка.

Томасу не хотелось на него давить, и он мысленно пообещал себе не втягивать в это дело бывшего напарника.

– Давай, черт побери, пошли! – сказал он, дернув не желавшую вставать собаку за поводок.

Вообще-то, положа руку на сердце, ни он, ни Мёффе с годами мягче не стали. Пожалуй, даже напротив.

Берлин, Пренцлауэр-Берг, 26 октября 1989 года

Хауссер резко постучал во входную дверь, так что эхо раскатилось по подъезду. С утра он аккуратно подстриг усы, а единственная стопка водки, которую он себе позволил, вернула ему здоровый цвет лица. Он ощутил себя вполне презентабельным господином.

За дверью послышался шорох, и в следующую секунду из нее высунулась Клара. Взглянув на Хауссера заспанными глазами, она спросила:

– Доброе утро, господин Хауссер. Чем могу быть вам полезна?

Он окинул ее холодным взглядом:

– Я знаю, что ты убираешься в квартире у Шуманов, стираешь им белье, а иногда даже присматриваешь за дочерью. Это так?

Она шире отворила приоткрытую дверь, и стало видно, что она вышла на стук в засаленном халате и стоптанных тапочках.

– Да. И что?

– Я попрошу тебя отказаться от этого места.

– Это почему же?

Оставив ее вопрос без внимания, он надвинулся на нее, сделав шаг навстречу:

– Сколько ты получаешь за работу?

– Это никого не касается, кроме меня и фрау Шуман, а управдома и подавно, – заявила Клара, гордо вскинув голову.

– Я знаю, что ты брала плату в иностранной валюте, которую семейство Шуман получает нечестным путем. И ты, в качестве получателя этих денег, становишься соучастницей преступления.

Клара разинула рот. Она хотела что-то сказать, но не успела. Хауссер уже сунул ей под нос свое удостоверение сотрудника службы безопасности:

– Мы следили за тобой, Клара. – Он смерил ее взглядом и зацепился за налитые груди, проступавшие под халатом. – Ты же раньше всегда активно помогала партии и сотрудничала со службой безопасности. Мы помним твои услуги, которые ты оказывала в то время, когда работала на фабрике в Лейпциге, сообщая нам о тех, кто заражен нездоровыми настроениями.

Клара поникла и опустила глаза долу.

– Поэтому я решил, что твои отношения с Шуманами – это лишь недоразумение, так ведь? – Одним пальцем он приподнял лицо Клары за подбородок и заставил ее взглянуть себе в глаза. – Ведь это так?

– Я… я очень сожалею.

– Так сколько они тебе платят?

– Это когда как. Как правило, одну марку в час. То есть в дойчмарках. Я могу сейчас принести то, что накопила. Не нужны мне эти деньги.

– Раз уж ты их взяла, Клара, то оставь себе.

Она чуть не плакала. Ее губы тряслись, а глаза блестели. Хауссер подумал, что она похожа на корову, которую ведут на убой.

– Я… я больше близко не подойду к этим людям… Обещаю…

– Прекрасно, Клара. Я это возьму на заметку. Любой другой ответ меня бы не устроил.

Хауссер похлопал ее по щеке. Начал осторожно, затем похлопывания перешли в мелкие, ритмические оплеухи, которые Клара безропотно терпела. Он смотрел ей в глаза, ожидая, когда потекут слезы. Лицо у нее от пощечин все больше и больше розовело. Когда слезы наконец покатились по щекам, он остановился:

– Ну, этого, пожалуй, хватит. Ступай домой, Клара, и утрись.

Берлин, Митте, 26 октября 1989 года

В начале первого Хауссер был на Унтер-ден-Линден, где народ плющил носы, глазея на товары, выставленные в витринах интербутиков. В бутиках вещи продавались только за западную валюту, и очень мало кто из граждан ГДР мог здесь что-то купить. Хауссер сомневался, чтобы у Клары, несмотря на то что она, работая на Шуманов, получала плату в дойчмарках, хватило бы денег на что-то дороже пары колготок.

Хауссер перешел наискосок через дорогу, по которой двигался плотный поток «трабантов» и более шикарных машин, и направился к бутику модной одежды на углу Фридрихштрассе. Перед входом стояла длинная очередь. Он показал дежурившему в дверях хлипкому юноше служебное удостоверение, и его тотчас же пропустили.

В торговом зале с приглушенным светом и пастельными стенами пахло духами, здесь царила атмосфера эксклюзивности. Клиентура состояла из дам среднего возраста и их взрослых дочерей. У всех на лицах было самодовольное и важное выражение, словно они сознавали свою принадлежность к особой, избранной касте, что, впрочем, было недалеко от истины. Хауссер подошел к кронштейну, на котором висели платья. Взглянув на ценники, он сначала подумал, что тут какая-то ошибка. Каждое платье стоило несколько сот марок, а одно даже больше тысячи.

– Могу я вам помочь? – услышал он за спиной знакомый голос.

Хауссер с улыбкой обернулся к Лене.

– Вы? – сказала она, пораженная его неожиданным появлением, и он с первого взгляда увидел, что его присутствие заставляет ее нервничать.

– Мне всегда хотелось посмотреть на эти бутики изнутри. Здесь все очень… мило, что ни говори.

– Вы хотели что-то купить?

– Давайте будем называть друг друга по имени, Лена. Зовите меня Эрхард. Как-никак мы ведь соседи. Где уж мне! Это выше моих возможностей.

– Так вы по официальному поводу?

– Ну что вы, Лена! Вы, кажется, нервничаете. – Он дотронулся до ее руки, и она вся напряглась. – Здесь нет причин для официальных посещений. Вы все тут в надежных руках. – Он со смешком обвел рукой зал. – Я уверен, что этот бутик лучше всякого западного на Курфюрстендамм.

– Этого я не знаю, но мы делаем все, что в наших силах, чтобы заработать для государства деньги. Если моя помощь вам не нужна, то я займусь нашими клиентами.

– Ну конечно же! Я не собираюсь задерживать вас больше, чем это необходимо. – С этими словами он расстегнул молнию на куртке и вынул из-за пазухи большой, плотный конверт. – Я пришел для того, чтобы вручить вам вот это.

Он протянул ей конверт, но она и не подумала его взять.

– Что… что это такое?

Он видел, что появление конверта ее встревожило. Несомненно, он напомнил Лене тот, другой, который он прислал ей в магазин с фотографиями ее мужа в обществе проституток. Он с трудом сдержал улыбку: