Весь автобус тут же начал поворачивать головы в сторону Лизы. Господи, стыд какой!

– Мне неловко вас обижать, и я этот конверт возьму, – Яна тяжело вздохнула. – Но поймите, это абсолютно неправильно. И никогда так больше в Японии не делайте. Поехали, и я вам расскажу, что японцы думают обо всем этом.

Автобус тронулся, и Яна опять взяла микрофон.

– Понимаете, у меня очень хорошая зарплата. Я этой зарплатой довольна. Я в Японии живу достаточно долго, и мне очень нравится философия японцев. Они довольны своей жизнью. Работой, домом, зарплатой. Они совершенно точно знают, сколько они получают, и знают, что они деньги заработали, и они этого достойны. Поэтому они счастливы. Они самодостаточны. Это важно. И еще японец никогда не хочет быть кому-то должен. Это очень неприятно для японца. Вот давайте разберем эту ситуацию, чтобы было понятнее. Я провела экскурсию и получила вознаграждение. Надеюсь, вы остались довольны моей работой. Вы уехали, мы с вами никогда больше не встретимся. И вот вы мне даете эти деньги. Но я же не смогу больше ничем с вами расплатиться! И получается, я вам остаюсь должна.

– Так нам же понравилась ваша экскурсия!

– А за это, я еще раз вам объяснила, я получила хорошую зарплату. Да, и еще мне очень нравится японская поговорка: «Торчащий гвоздь получает по шляпке». Эта пословица очень о многом. Если мне что-то непонятно в японской жизни, я тут же про себя проговариваю эту фразу, и через какое-то время все становится ясно. Такая вот загадочная фраза.

Яна рассмеялась, а Лиза шепотом произнесла:

– Кошмар. Просто стыд и позор.

– Плюнь и забудь.

Еще и за это она любила своего мужа. Он ее отчитал вначале, но сейчас он с ней вместе. Вся эта история с конвертом – вроде бы мелочь, но неприятный осадок остался.

Мясной ресторан

Длинный день. Посмотрели массу всего, но не увидели обычную жизнь японских людей.

– Если есть силы, то я готова еще с вами погулять по городу, помочь вам купить сувениры. Хотите?

– Конечно! – Народ вывалился из автобуса и гуськом направился за Яной.

– Мы? – Вадим вопросительно посмотрел на Лизу.

– Нет. Лично мы не готовы. Нужно делать перерыв: и в рассказах о Японии, и в слушании даже самой умной Яны. Мы уже сто пятьдесят часов не были только вдвоем. И, кажется, еще долго не будем. И так резко похолодало. Давай пойдем в отель, немного утеплимся и отправимся на поиски какого-нибудь японского мяса. Оно же должно быть здесь нереально вкусным?

Так и сделали. Улицы Киото были на редкость пустынными. Народ навстречу им практически не попадался. Так, несколько одиноких прохожих, идущих быстрым сосредоточенным шагом, смотрящих себе под ноги. Понятно, их гостиница располагалась на окраине города, тихий спокойный район. Жизнь бурлила в центре, не здесь. По трипэдвайзеру Вадим нашел мясной ресторан, идти до него нужно было минут тридцать, но это не страшно. Зато их только двое. И можно не бежать. Не бояться, что они потеряются. Лиза содрогнулась своим воспоминаниям в храме рисовых лисичек. Хорошо, что они купили тот брелок. Теперь он всегда будет напоминать ей об Инари, о том, как важно оставаться собой и слышать сначала свое мнение, а потом уже чужое.

Ресторанчик оказался маленьким и уютным. Кроме них в зале было всего три человека. Один, видимо, командировочный, именно так для себя его определила Лиза. И влюбленная парочка. Среднего возраста парочка никуда не торопилась. Бутылка вина, огромные стейки на тарелках.

– Я тоже так хочу.

– Значит, так и будет.

– И готова сегодня съесть мороженое из зеленого чая. Ведь как интересно! В первый день мне неприятно было про это даже подумать! Ну что это за мороженое? Из чая! А сейчас уже вспоминаю о недоеденной порции с сожалением. А вдруг оно было вкусным, а я не распробовала?

Они заказали бутылку итальянского вина, графин воды и по большому стейку. Мясо жарили прямо в зале, за небольшим стеклом. Можно было наблюдать за работой повара, на время жарки включали вытяжку. Она работала достаточно громко, но это не раздражало.

Вадим разлил вино по бокалам. Стало быть, здесь это нужно делать самостоятельно. И правильно. Что они, вино себе налить сами не в состоянии?

– А расскажи мне про эту Анну. Почему вы расстались?

– Нюра, ее все звали Нюра.

Вадим неожиданно откликнулся мгновенно. Он был из тех мужчин, с которыми непонятно, что будет дальше. Как он среагирует на тот или иной вопрос? Он мог замкнуться, обидеться, все что угодно. А здесь вдруг так встрепенулся. Как будто ждал этого вопроса. Она все же не до конца знала своего мужа. И никогда бы не узнала, если бы не сегодняшняя поездка.

– Честно говоря, меня потрясло, что Нюры больше нет. Не могу сказать, что я о ней думал. И уже, наверное, лет десять вообще не вспоминал. Может, и больше. Ты пойми, не обижайся и ничего себе не выдумывай, не додумывай. Но та женщина действительно очень много значила в моей жизни. Ты видишь, какая у нас связь с мамой? Это неправильно, я знаю, такие связи нужно обрывать, от них нужно уходить. Я имею в виду связи с матерью, чтобы не получился треугольник Карпова. Ты знаешь про этот треугольник?

Лиза помотала головой. Любит же муж везде научную базу подвести. Она же его про Анну спросила. А он про мать, про Карпова. Что за человек?

– Равнобедренный треугольник. Жертва, спасатель, палач. И очень часто мать (родитель) выступает в роли жертвы. Я тебя родила, растила, жизнь положила, ты должен. А ребенок является спасителем. Если вдруг ему это дело все надоедает, то он сразу же моментально переходит в ранг палача. Он отказывается от матери, она его начинает во всем обвинять. И он уже к этому времени мать ненавидит. Наверное, я очень издалека начал, но сам много об этом думал, а сегодня эти мысли вернулись. С кем мне еще поделиться? Ты для меня сейчас самый близкий человек.

– Я рядом. И всегда тебя пойму.

– Так вот, мама никогда не была никакой жертвой. Она была другом. И когда та связь началась, представляю, каково ей было. Да, если еще раз с самого начала. Мы познакомились в пансионате. Нюра с семьей отдыхала, я – с матерью. Мама еще в пансионате все поняла про нас с Нюрой. Она догадалась, что это серьезно. Она меня очень хорошо знает, чувствует. И видела, что меня закрутило. Там ничего не сказала. А когда уже в Москву вернулись, мы вошли каждый в свою привычную жизнь, она вызвала меня на разговор. Причем не к слову, за ужином, нет. Все очень конкретно. До сих пор помню каждое ее слово. Как мечом тогда по горлу: «Все вижу и все понимаю. И я не буду истерики тебе закатывать. Ты мой сын, и я всегда на твоей стороне». То есть ты понимаешь, как правильно она расставила акценты: «Я всегда на твоей стороне». И дальше. «Есть чувства, с которыми бороться невозможно. Любовь, страсть, болезнь, наваждение. Это ты потом поймешь, что это было. Через много лет. Сможешь осознать и правильно оценить. Но в любом случае нельзя это называть большим счастьем. В утешение скажу, что только очень немногим удалось прожить свою жизнь, не столкнувшись с чем-то подобным. Так вот, я тебя призываю только к одному. Постарайся не стать сволочью. Что я имею в виду? То, что тут все строится на обмане. И втянуто в эту историю много народу. Это не только любовь двоих. Тут другое. И она в ситуации более сложной, чем ты. Дай ей время разобраться и принять решение. Отойди в сторону. Она должна сделать этот выбор. Не дави. А если она его сделает, если ты уверен, что это твоя судьба, то я тебе поддержу».