Но он не сказал.

Это было уже после ухода Немиа, и в тот день я удивилась сама себе, что вообще всё ещё думаю о подобных вещах, чего-то желаю, что в принципе способна на это.

Наши дни. 07/06/ 2019

Дома я долго не могу найти себе места, пока из всей какофонии болезненных мыслей не выделяется одна главная: что я здесь делаю? Разве тут я сейчас должна находиться? Как, вообще, я могла уехать и оставить его там одного… или не одного? Где были мои мозги?

Мозги были на месте, проблема в том, как именно они привыкли мыслить: это Кай всегда пёкся о моих проблемах, лечил, таскал по специалистам, пробовал новые методики, и никогда ему не требовалась моя помощь. Просто такой была наша модель отношений, так распределились наши роли.

Мысль о необходимости быть рядом с мужем в больнице быстро перерождается в потребность, не дающую ни есть, ни спать, но посреди ночи в госпиталь меня никто не впустит. В три утра мне приходит мысль о том, что Кай голоден. Причём я настолько одержима этой идеей, что весь остаток ночи готовлю всё лучшее, что умею. И уже в такси, пока водитель продирается сквозь утренние Ванкуверские пробки к свалке, где теперь обитает разбитый Порше, понимаю, что Каю в его состоянии всё это разнообразие лучше не есть, и что сам он наверняка попросит только свой обезжиренный греческий йогурт. Я прошу улыбчивого индуса заехать по пути в магазин, обещаю щедрые чаевые, он соглашается. В итоге,  на свалку я добираюсь к десяти утра.

Как всегда, Ванкувер находит самый подходящий момент, чтобы поливать меня дождём – изрядно промокшая, стою у потрёпанного деревянного домика, где должен обитать управляющий свалкой, и стучу в окно. Минут через пять потрескавшуюся белую дверь открывает заспанный светловолосый парень.

- Я хочу осмотреть разбитый Порше 918 - это машина моего мужа, - говорю ему.

- Да, конечно. Я вас проведу, - быстрыми движениями  он протирает глаза. - Мне очень жаль, что такое несчастье случилось в Вашей семье. Как Ваш супруг?

- Жив, это главное.

Парень согласно кивает головой:

- В машине было полно личных вещей, всё здесь, у меня  - по ночам, бывает, в машины лезут бомжующие наркоманы…

- Да, я понимаю. Спасибо, что осмотрели. Ноутбук мужа не нашли?

- Нет, ноутбука не было. Кейс с бумагами, мужская куртка и женский плащ, кажется, пару зонтов, и по мелочи - сейчас принесу.

Я озадачена, потому что знаю - Кай и шагу не ступал без своего компьютера.

Машина выглядит жутко. Настолько, что увидев её, я машинально зажимаю рукой рот и забываю об ожидающем меня индусе и его такси: вся передняя часть разбита,  верх покорёжен - очевидно, Кай успел несколько раз перевернуться. Водительской двери нет - скорее всего, её срезали спасатели, когда вынимали моего поломанного мужа. Я зачем-то плачу, хотя знаю - никто не умер. Наверняка Кай долго будет ходить с тростью, прежде чем современная хирургия окончательно отремонтирует его ногу, если сможет, конечно, но он жив, и именно это на сегодня - мой свет.

- Мне очень жаль… - снова бормочет мой провожатый.

- Дадите мне пару минут? - прошу.

Я остаюсь наедине с бедой. Трогаю её измятый кузов, провожу ладонью по темному пятну на сиденье - оно влажное, кровь ещё не успела высохнуть. Она повсюду: на смятом потолке, руле, внутренней обивке салона. Господи, думаю, какое счастье, что спасатели и медики приехали быстро, иначе Кай умер бы от кровопотери. И шёпотом, как полоумная, благодарю этих людей за их работу, за добросовестность, за то, что поспешили помочь родному мне человеку, пока сама я развлекалась с другим.

Сейчас я себя презираю. Не помогает даже заюзанный до дыр довод «он начал это первым». Больно и стыдно за всё, что случилось, за то, что ни один из нас не остановился вовремя.

Ноутбук нахожу под сиденьем - Кай всегда прячет его именно в этом месте, чтобы наркоманы в подземке не разбили стекло. Поперёк корпуса трещина, но сам помощник моего супруга все ещё жив - как и положено вышел из спящего режима. Ввожу пароль - дата зачатия Немиа, и попадаю в святая святых - компьютер мужа. Узнаю бессменную заставку на рабочем столе, долго смотрю на неё и вдруг зависаю на мысли, что где-то в недрах этой плоской коробочки должно быть спрятано нечто очень для меня важное.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

По дороге в больницу я безрезультатно проявляю скрытые папки – как и учил меня мой супруг «на всякий случай», но кроме ценнейшей информации финансового характера, касающейся нас двоих, в них ничего нет. Ни писем, ни фотографий. Правда, ищу я не слишком усердно – все мысли заняты Каем и тем, что происходит в нашей с ним жизни сейчас. Я твёрдо решила, что должна в любом случае быть с ним рядом и днём, и ночью – плохо ему или нет, ухаживать за ним – моя обязанность. Однако в приёмной реанимационного блока чужие планы не согласны с моими:

-Вам туда нельзя. Только члены семьи.

- Я его жена!

- Это просьба самого пациента.

Смысл слов медсестры доходит с трудом, потому что кажется невероятным. Внезапно мой улиточный мозг осеняет догадка:

- Понимаете, у меня со свекровью непростые отношения… очень сложные. Она меня, мягко говоря, ненавидит, но мой муж, он совершенно не...

Она качает головой:

-  Мистер Керрфут просил передать Вам это, - протягивает файл с бумагами.

Почему моя принимающая рука так дрожит, разве не этого я хотела? Всего несколько белоснежных, утоптанных мелкими чёрными буквами страниц и одна изящная, как и всё, что делают его руки, подпись: Кай Керрфут.

Мы обошлись без суда. Но не потому, что я не претендовала на раздел имущества, а потому, что он был готов отдать всё сам.

В моих руках не те жалкие два листа, которые подготовил мой адвокат. Вместо них - пять страниц, детально описывающих моё нынешнее материальное положение. И оно выглядит завидным - я понятия не имела, что у нас есть столько всего.

Я не понимаю, что произошло. Меньше суток назад он держал меня за руку… или я держала его, но он точно хотел меня, ждал. Кай не привык быть тем, кому нужна помощь, роль слабого и нуждающегося для него в новинку… или же за ним уже есть кому ухаживать?

- Один вопрос: мисс Дженне Хоуп разрешено посещать моего мужа?