в одном учреждении. Мир не без сочувствующих, это я понял точно с раннего детства. Каждый помогает в пределах своих возможностей. Сейчас у меня их много. Потому и помогаю много… А мама… Я понял, что что-то случилось, когда от нее не было весточки два месяца… От меня долго скрывали. Она умерла. Остановка сердца. Потом, когда я вырос и имел возможность разобраться в прошлом, специалисты мне объяснили, что такое бывает при ее травмах…

— Мне очень жаль, — произнесла я искренне.

— Мне тоже…

Я положила руку на его голову и поцеловала.

— У тебя теперь есть я. Мы…

— Спасибо, Злата… Сам еще пока не верю, что решился на такое юношеское сумасшествие…

— Ну, не ты… Скорее Яков…

— Я не сразу посвятил Флипи в свой план. После вашей первой встречи у меня в офисе. Это, кстати, тоже было задумано. Я целенаправленно выпроводил обеих секретарш. Хотел тебя во всех смыслах протестировать- и на стрессоустойчивость, и на характер, и на умение не пасовать.

— И на умение варить кофе? — усмехнулась я, нежно проводя по его груди.

— Не, это, как оказалось, шло приятным бонусом, — теперь усмехнулся он, — да и вообще… Забавно было посмотреть на твое поведение…

Ударила его за это шуточно по руке.

— Он еще и потешался надо мной! Подумать только… А я кстати тогда дикий стресс испытала!

— Я всё обещаю тебе компенсировать, Пташка, — щелкает меня по носу, тоже в шутку, — Вчера после ужина он сказал мне, что еле сдерживался, чтобы не засмеяться от того, как мы с тобой стреляем друг в друга глазами, какое между нами статическое напряжение, и как ведем себя, словно бы школьники. Ну, я признался, что ты та еще знатная динамо… Яков заверил, что он решит это за полдня, нужно только все предоставить ему. Ну, я доверился. Потому что сам уже не знал, что сделать…

— Прямо сказать не пробовал?

Хмыкает.

— Серьезно? Я только и делал, что говорил, Злата… Куда уж красноречивее…

Я молчу, анализируя его слова.

И правда, и нет… Наверное, иногда самооценка женщины настолько глубоко загнана в угол, что возможности правильно считывать сигналы противоположного пола и правда ограничены.

Я боялась. Я недооценивала себя. Я не верила в себя. Поэтому в упор не замечала самый, что ни на есть, красноречивый интерес в мой адрес со стороны мужчины.

— О чем думаешь? — рука Димы такая правильная на моем бедре, такая естественная. Мне спокойно с ним. Надежно.

— Скажи, а зачем ты спросил, сколько у меня было мужчин? Это для тебя важно?

— Хотел удостовериться, что только Самойлов.

Внутри что-то резануло. Слегка, не сильно. Скорее сожаление. Я бы хотела, конечно, сказать- только ты. Но это ведь только в сказках так бывает. Чтобы прекрасный принц пришел и влюбился в тебя, юную и невинную, с первого взгляда. А в реальной жизни за своих принцев иногда нужно и повоевать. А иногда и вовсе перестать верить в то, что ты принцесса. Чтобы появился тот, кто заставит поверить в это снова…

— И что тебе дало это знание?

— Понял, что значит, буду первым, потому что он не мужик…

Я печально хмыкаю.

— Он отец моего сына. Это не исправить, Дим. Так или иначе они будут общаться.

— Я скажу сразу, Злат. Я не против общения твоего сына с этим человеком, правда, если он придет в себя. Но Арсений с годами сам решит, кто ему важнее.

— А что с ним? С чего ему в себя приходить?

Дима хмурится. Но все-таки переступает через себя и отвечает мне.

— Бухает твой Самойлов. Не хочу о нем…

— Сама не хочу, прости. Ты ведь первый заинтриговал разговором, а так у меня сейчас есть на чем и на ком сосредоточиться, чтобы не думать о бывшем…

Лукаво улыбаюсь Диме, гладя его большую покрытую теплыми мягкими волосами грудь.

Он тоже ко мне лоснится. Сейчас мы на одной волне.

— Кстати… — кивает головой в сторону своего пиджака, — к вопросу о бывших. Посмотри- ка, там кое-что для тебя есть.

Продолжаю улыбаться. И не только потому, что мне нравится все происходящее. Впервые в жизни я начала получать удовольствие от того, что мне дарят подарки. Впервые в жизни почувствовала себя той самой женщиной из многочисленных марафонов и тренингов, которая «прокачала свою энергетику» или что там они делают- и теперь живу полной жизнью…

Наверное, эта самая «прокачка», что же иначе, позволяет мне совершенно беззастенчиво, голышом встать с кровати и подойти к его пиджаку.

Интуитивно сразу нахожу, что он «мне приготовил». Удивление так и застывает на моих руках, а новый паспорт на фамилию «Дементьева» выпадает из рук, когда он прижимает меня сзади и целует в шею, откидывая волосы.

— Это что за неприкрытая провокация? — прикусывает мою мочку, нагло шастая руками теперь по всему телу, а я бесстыдно выгибаюсь струной, потому что чувствую себя сейчас правильно- с правильным мужчиной, там, где нужно.

— Что это означает? — спрашиваю, заранее зная ответ.

— Мы же заключили контракт на брак по расчету. Считай, вот он, брак… — проводит дорожку губами по позвоночнику.

— А где расчет? — спрашиваю я, послушно следуя за его руками.

Он наклоняет меня над столом и разводит ноги.

— Ну как же. Мы с тобой и есть этот расчет- идеальное уравнение. Лучшая выгода и партия друг для друга…

Он снова во мне. И я снова задыхаюсь от восторга.

Я нахожу в себе силы, ухищряюсь повернуться и посмотреть на него, обняв через голову.

— Я люблю тебя, Дима, — шепчу ему нежно и искренне. И даже голос у меня сейчас звучит иначе. По-женски что ли.

Мы встречаемся глазами. Я тону в этой голубой бездне, которая больше не кажется мне ледяной. А может, она неледяная теперь только для меня…

— И я тебя люблю, Злата, — шепчет он и впивается своими губами в мои, — когда ты меня так отчаянно защищала при Флипи, знаешь, о чем я подумал?

— О чем?

— Что я буду совершенно счастливым человеком, если рядом со мной будет такая женщина… Ради такой самому хочется перегрызть всем глотки…

Я жмурюсь, чтобы не заплакать. Потому что вот эти его слова. Даже не простое и банальное «люблю», а именно эти- мужские, неподдельные, всамделишные- и есть истинное признание в любви. Признание в любви Настоящего мужчины.

Глава 36

Мы встречаем вечер в объятиях друг друга, все еще лежа на жутко скрипящей кровати.

— Ну и место для первой брачной ночи я тебе подыскал, Злата, — усмехается он, гладя