Подъехав через несколько часов к дому и оглядев его издали, Арман нашел, что усадьба выглядит необитаемой, и его это вполне устроило. Однако, спешившись у парадного входа, он все-таки решил постучать в двери приличия ради. Звук старого медного дверного молотка гулко разнесся вокруг. Молодой человек выждал приличествующую случаю паузу, и уже собрался было проникнуть в дом через подвальное окно, как они не раз делали с Винсентом в юности, но вдруг за дверью раздались шаги, и вскоре она распахнулась.

У дверей стояла небрежно одетая, но симпатичная молодая женщина с темными волосами. Подняв карие с поволокой глаза на неожиданного гостя, она прижала руки к груди, и изумленно вздохнув, прошептала с придыханием одно слово: «Арман!».

Ламерти тоже сразу узнал ее, несмотря на то, что за последние несколько лет ни разу о ней не вспоминал. Аделина де Вирнэ – сестра Винсента, дурочка, обожавшая Армана не меньше, чем ее братец, и даже бывшая какое-то время его любовницей.

Аделина была старше Винсента на два года, однако, это не помешало ей вздыхать по Ламерти – ровеснику ее младшего брата. Когда их представили друг другу, Аделине было шестнадцать лет, Арману же – только четырнадцать. Недалекая и романтично настроенная девица, и до знакомства была весьма заинтригована своим богатым и знатным молодым соседом, кроме того брат без устали восхвалял его ум, дерзость, отчаянную храбрость и независимость. А когда выяснилось, что помимо этих качеств, юноша еще и весьма хорош собою, сердце бедной глупенькой Адели пало к его ногам. И, как это водилось у Армана де Ламерти, было немедленно и безжалостно растоптано. Ламерти мог бы без труда соблазнить девицу, тем более, что влюбленная дурочка только о том и мечтала, но не стал этого делать, не желая ссориться с Винсентом. Молодой человек считал, что отказавшись от обладания смазливой сестрой друга, он поступает более чем добродетельно, и был несказанно изумлен, узнав, что планы Адели де Вирнэ и всего ее семейства простирались несколько дальше страстного романа. Оказывается девица, с полного одобрения брата и родителей, возмечтала стать со временем ни много ни мало – женой Армана и будущей хозяйкой Монси. Мсье и мадам де Вирнэ, как и положено всяким мелким дворянчикам, гордились знатностью своего рода и не обращали внимания на такие мелочи, как отсутствие приличного состояния, которое они могли бы дать за дочерью. Тем более, они считали свою ненаглядную Адель такой красавицей, которую с радостью возьмет в жены любой аристократ. Кроме того, полагали эти самонадеянные людишки, их поместье граничит с Монси и было бы неплохо в будущем объединить владения, объединив семьи.

Узнав об этих матримониальных планах, Арман долго хохотал, а матушка его, напротив, разгневалась не на шутку, возмущенная честолюбием соседей, забывших свое место и чересчур много возмечтавших о своей дочке. Мадам де Ламерти предпочитала не вспоминать о собственном положении до замужества, и потому ее негодование было вполне искренним.

Когда Арману исполнилось шестнадцать, он покинул Монси и переехал в Париж, а еще через пару лет повстречался там с Аделиной, которую родители вывезли в столицу в надежде устроить ее судьбу, так как все местные женихи были с презрением отвергнуты. Истинная причина отказов крылась в том, что Адель всех претендентов на свою руку сравнивала с Ламерти, и ни один из них, по ее мнению, этого сравнения не выдерживал. Но девушка искренне верила, что Париж полон блестящих молодых людей и уж там-то она со своей внешностью и чудным характером найдет того, кто сможет составить ее счастье и наконец-то вытеснить из сердца юношу, отвергшего ее любовь.

Вместо этого она на одном из первых же приемов столкнулась с Арманом, и тут же сочла это знаком судьбы. Даже если бы Ламерти был склонен к самобичеванию, то и тогда бы он не стал испытывать чувства вины за то, что соблазнил глупенькую Адель де Вирнэ. Она сама отчаянно добивалась его благосклонности и была готова ради этого пойти на все, даже на то, что было не особо-то и нужно ее избраннику. Впрочем, зачем отказываться от девицы, которая сама бросается к вам в постель, особенно, если она недурна? Арман воспользовался ситуацией, но эта связь очень быстро наскучила ему. Адель же была уверена, что теперь молодой человек точно женится на ней, поскольку она «отдала ему самое дорогое». Самого Ламерти повторные претензии на брак рассмешили не меньше, чем в первый раз. Без всякой жалости он выпроводил барышню де Вирнэ из своей спальни, своего дома и своей жизни, и никогда более не задумывался о том, что с ней сталось. Дальнейшая судьба брошенной любовницы Армана ничуть не занимала, как, впрочем, и участь остальных жертв его рокового обаяния.

И вот теперь Аделина стоит перед ним, уже давно не юная, но все еще привлекательная, хлопает длиннющими ресницами, и взирает на него с прежним подобострастием.

– Адель?! – Арман постарался чтобы голос его звучал не только удивленно, но и радостно. Кроме того, он немедленно завладел рукой женщины и поднес ее к губам.

Неизвестно, дома ли Винсент и родители Аделины, но в любом случае, если она надумает вспоминать прошлые обиды, приюта ему здесь не видать, поэтому Ламерти решил быть предельно милым.

– Что ты здесь делаешь? – на женщину явно произвел впечатление жест Армана, и если она и была на него по-прежнему зла, то умело это скрывала.

– Это долгая история, – он не выпускал ладонь Адели из своей руки, при этом глядя ей в глаза. Так он еще никогда не вел себя с ней. – Могу я войти? А Винсент дома? А твои родители?

Мадемуазель де Вирнэ была столь очарована поведением внезапно явившегося бывшего возлюбленного, что тут же поспешила пригласить его в дом, попутно отвечая на остальные вопросы. Оказалось, что Винсент уже больше года как бежал за границу. Он был в Париже, там его схватили и бросили в тюрьму. Если бы не помощь друзей, то брата, верно бы, казнили. Родители же несколько лет как умерли, по милости Божьей, не застав ужасов революции.

– Если Винсент бежал, то почему ты все еще здесь? – удивился Ламерти. Не то чтобы судьба бывшей любовницы его сильно волновала, просто не в характере Винсента, каким он его запомнил, было бросить сестру одну в стране, охваченной пламенем народного восстания.

– Винсент не мог вернуться за мной, это стоило бы ему жизни. Кроме того, я писала брату, что в наших местах куда спокойнее, чем в Париже. Хоть чернь и сходит с ума, а все же ведет себя более-менее мирно. Слуги – все, кроме старого Жано и его внучки – разбежались, но по крайней мере, никто не посягал ни на дом, ни на… меня, – женщина бросила полувопросительный полу-лукавый взгляд на собеседника, проверяя какую реакцию вызвали ее последние слова.

Тот не замедлил ответить примерно так, как от него требовалось в данной ситуации.

– Слава Богу! – неужели эта дура проглотит подобное? Если да, то она напрочь забыла, что упомянутый Бог ровным счетом ничего не значил для Ламерти. – Если бы эти ничтожества посмели причинить тебе зло, мне бы пришлось убить их всех до последнего, включая жен и детей!

– О нет! Это было бы слишком жестоко! – воскликнула Аделина с деланным смирением, однако, по ее виду можно было судить, что она весьма довольна словами Армана. – Я уговорила Винсента не рисковать собой, кроме того, не хотелось бросать поместье, уж тогда бы его точно разграбили или захватили.